Россия и русские в мировой истории

В британских университетах создаются Общество южных славян, Юго-Славянская библиотека, издающая доклады и работы. Было бы недобросовестно отказывать всем британским историкам в искренней симпатии к христианским подданным Порты. Так, М. Е. Дерхэм пишет об истории Старой Сербии (ныне Косово и Метохии) как о «непрерывном бедствии, начавшемся с приходом турок» и обреченном «продолжаться, пока те остаются», и отмечает, что после того, как «в 1690 году невыносимая участь заставила более 37 тыс. сербских семейных кланов эмигрировать в Венгрию, албанцы распространились на оставленных землях, которые с тех пор им было позволено безнаказанно разграблять»275 . Однако работы по проблеме будущей структуризации южных славян в международных отношениях четко проявляют именно британские интересы, направленные сразу и против австро-германского, и российского влияния. Все проекты ориентированы на объединение фрагментированных разнородных малых народов, иногда даже разделенных, но ни в коем случае не на консолидацию крупных однородных славянских наций в одном государственном теле. Хотя объяснялось это в течение всего XX века желанием не допустить межнациональные конфликты, истинную причину легко вскрыть. Задачей Британии было бы предупредить вхождение таковых наций и государств как в германскую, так в российскую орбиту, что неизбежно случилось бы при возникновении отдельных хорватского и словенского образований с католическим и австрийским вектором и, с другой стороны, сербского, болгарского, черногорского государств, которые при всем лавировании элиты не могли бы быть полностью изъяты из-под влияния России.

Уже упомянутые и другие работы Р. Сетона-Уотсона перед войной, а также в ее конце276 , переизданные в последние десятилетия XX века в Англии и США, трактуют тему в общей парадигме британской политики, в которой «по крайней мере в течение двух столетий имелось три постоянных фактора: невозможность изоляции, неприятие гегемонии какой-либо одной державы и решимость поддерживать британскую морскую силу как единственную гарантию империи и основание Pax Britannica»277

. Сетон-Уотсон эрудирован, объективен и умерен в суждениях. У него не найти претенциозных сентенций вроде маккиндеровской: «Русское господство в Сердцевинной земле… продвигалось к воротам Индии мобильной силой ее казацкой конницы»278 . (Надо полагать, через Памир. — Н. Н.)

Сетон-Уотсону, историку классической школы, свойственна и уважительность к интересам оппонентов Британии в острейшем Восточном вопросе. Его симпатии — на стороне «царефила Гладстона», и его идеи, что главный вопрос не в том, поддерживать ли Турцию или Россию, а в том, чтобы поддерживать свободу Балкан против произвола Турции279 . По его собственному признанию, он принадлежит «к тем, кто настроен наиболее критически к британской дипломатии на Востоке, прежде всего к Пальмерстону и Дизраели». Однако и он далек от того, «чтобы полагать, что постоянство, с которым они оказывались вовлеченными в ближневосточные дела, было результатом лишь безумия или невежественности». «Хотя они в корне неверно толковали устремления России и переоценивали сами ее возможности угрожать нашей Индийской империи, их пристальное внимание ко всему, что могло затронуть морские или сухопутные пути на Восток, нельзя назвать неоправданным»280

.

Сетон-Уотсон предваряет свое исследование югославянского вопроса в связи с ролью Габсбургской монархии тезисом, что «будущая судьба сербохорватской расы — это судьба западной половины Балканского полуострова от залива Триест до болгарской границы, от равнин Южной Венгрии к горам Албании», от которой «зависит баланс сил в Адриатике со всеми его следствиями для международной ситуации». Однако и «объективный» Сетон-Уотсон не стесняется откровенно заявить о невозможности сочувствовать пансербским устремлениям, «триумф которых означал бы настоящее несчастье для европейской культуры», ибо явится «победой восточной культуры над западной», «что будет ударом по прогрессу и современному развитию на всех Балканах». Британец говорит, что миссия представлять западную культуру на Балканах лежит на Австро-Венгрии, «которую, если бы ее не было, надо было бы создать»281 . Мысли о необходимости сохранения Австрии встречаются у автора и в работе о межвоенных проблемах, написанной еще до аншлюса.