Россия и русские в современном мире

Б. Сарнов: Это было прозябание. И чем дальше, тем становилось все хуже и хуже: вынуждены были покупать зерно. Вы вспомните, как смеялись в итальянских газетах, когда приехал Шаляпин петь в Ла-Скала, в миланской опере. Они писали, что привозить в Италию певцов – это все равно, что в Россию ввозить пшеницу. Это казалось нонсенсом, вздором. И вот стали ввозить пшеницу, и становилось, как у Войновича сказано в его замечательном «Чонкине» – дела в колхозе шли неплохо, можно даже сказать, хорошо, но с каждым годом все хуже и хуже. Вы говорите о партийной элите, я не склонен преувеличивать их интеллект, вот этих людей. Ну, я не знаю, молодых этих вот новых людей, которые возглавили СССР, – скажем, Михаил Сергеевич Горбачев, Александр Николаевич Яковлев, Шеварднадзе какой-нибудь там – они были, конечно, другой генерации и другого интеллекта, чем шамкающий Брежнев. Но я не склонен преувеличивать. Но просто они почувствовали, что что-то надо делать, надо спасать как-то, они хотели предотвратить этот крах, и дело совсем было не в том, что они были западники, а кто-то был славянофилом. Это, простите меня, все система фраз. А реальность такова, что страну постиг, прежде всего, экономический крах. Прежде всего. Это было очевидно настолько – я уже говорю в данном случае не как литератор, не как публицист, не как политически мыслящий человек, а просто как человек, который прожил в этой стране 79 лет, из них 70 я уже что-то такое соображал, понимал. И помню – мне было 9 лет, – и я помню, как на моей детской ладошке писали чернильным карандашом эти очереди, карточки. Говорили – наша страна отсталая, она преодолевает вековую дремучую отсталость России. Говорили, что у нас были войны – Гражданская, потом Отечественная, разруха. Но Господь Бог. словно нарочно решил поставить эксперимент, и предоставил нам. возможность посмотреть: вот одна страна, Германия, один и тот же народ – трудолюбивый, дисциплинированный. И вот социалистическая половина, и вот капиталистическая половина. Я в разговоре одном с Эренбургом ругал Хрущева. Ну, я его и хвалил за что-то, но говорил: ну, болван, ну, эта стена – это же глупость какая-то. А Эренбург сказал: ну слушайте, он же не мог этого не сделать – они же все просто уехали бы. Вы понимаете, что каждый мог приехать в Берлин, сесть в метро и спокойно уехать на Запад. И в конце концов уехали бы все. Вот чем закончился этот эксперимент. А вы мне говорите какая-то партийная элита, какие-то «шестидесятники».

Н.Нарочницкая: Является ли эффективной коммунистическая идея с точки зрения развития экономики. Я с вами соглашусь, что стагнирующий Советский Союз действительно был не в состоянии свои же провозглашенные материальные гарантии наполнить уровнем, соответствующим уровню индустриального общества, скажем, конца ХХ века. А Запад, та же Европа, прежде всего, наоборот – шла все время по пути наполнения этих гарантий, даже при условии формального неравенства людей.

Н.Болтянская:

А что делать?

Н.Нарочницкая: Мы говорим немножко о другом. Мы говорим о борьбе идей. Вот мой отец был братом «врага народа», и его брат единственный сгинул в 1937 году. Но он мне всегда говорил, – а он 1907 г. рождения, он видел все, он учился в Киевском университете, Грушевского еще застал, ректора, который проповедовал идею, – что туранская Московщина украла киевскую историю, софийские ризы и византийское наследие. Он многое видел, и он говорил: «Самое страшное время было ленинское, а не сталинское. Репрессии были такие же, только тогда, – говорил он, – мы каждый день в Чернигове в начале 20-х слышали, как тройка ездила, забирала гимназисток, инженеров, учителей и ни в чем не повинных людей и расстреливала в соответствии с революционной теорией Стучки». Он горько шутил: «Сталин и Вышинский возвратили такие архаичные понятия, как понятие вины и меры наказания.» Но почему-то у нас перестройка и диссиденты сделали единственным символом ужаса именно Сталина. И я как историк задалась вопросом: почему так щадят всегда Ленина, а на Западе просто говорят о Троцком как о романтике каком-то?

Б. Сарнов: Да нет, это неправда. Всегда начинали с революционных времен, и ГУЛАГ начался с 18-го года.

Н.Нарочницкая:

Но все-таки в значительной мере получается так, что при равных репрессиях Сталина ненавидят именно за создание в советской форме новой формы великодержавия, именно за то, что была создана вот эта ненавистная империя.

А.Подрабинек: Не за это, нет.