Россия и Запад. От Рюрика до Екатерины II

Стихийно подготовленная, коллективно обсужденная, эта реформа… только из вторых рук, случайными отрывками проникала в его сознание…

…Вопросы ставила жизнь, формулировали более или менее способные и знающие люди, царь схватывал иногда главную мысль формулировки или (и, может быть, чаще) ухватывался за ее прикладной вывод.

Итак, если следовать логике Ключевского, Петр – прилежный последователь своих предков, но никак не Прометей: костер разложили и разожгли до него. Если довериться Чаадаеву, то придется поверить в то, что Петр – бог, способный прервать связь времен. Если верить Екатерине II и Милюкову, то Петр Великий не гениальный реформатор и уж тем более не мессия, а скорее посредственный школяр, не очень четко знающий свой урок. Наконец, по Соловьеву получается, что народ еще при Алексее Михайловиче построился в походную колонну для движения на Запад и с нетерпением ждал лишь команды «Шагом марш!». Петр скомандовал, и вся Россия дружно шагнула с левой ноги.

«Никто не бывает один достаточно умен» – считали в далеком прошлом мудрецы. И, видимо, не случайно.

Часть третья

Великий менеджер или антихрист? Пять ипостасей Петра Первого

Быть реформатором дело неблагодарное. И далеко не каждый решается выбрать подобный жребий. Тех, кто хочет и способен делать реформу, всегда меньше, чем тех, кто понимает ее необходимость. Причины очевидны. После первых же шагов сопротивление материала, как правило, не убывает, а, наоборот, возрастает. Сначала реформаторов подстерегают равнодушие и недопонимание, затем им противостоит сила инерции, а позже, после появления первых и обычно неоднозначных результатов, – открытое сопротивление. Таким образом, редкая реформа оборачивается триумфальным спринтерским забегом, гораздо чаще реформатор обречен на марафон. Иначе говоря, ему нужна не только решительность, но и умение терпеть.

Русский марафон всегда был одним из самых болезненных. Здесь в силу необъятности страны (и, соответственно, проблем) реформаторам приходилось особенно тяжко: чтобы заставить такую махину, как Россия, сначала сдвинуться с места, а затем следовать в строго заданном направлении, нужны особые характер, сила и психологическая устойчивость.

К тому же терпение в России требуется не только в процессе самих преобразований, но и для того, чтобы, посадив семя, мужественно дождаться от него плода. Не поддаться искушению, закопав зерно утром, к вечеру его же выкопать в качестве урожая. А такое в отечественной истории случалось не раз, поскольку реформы начинались обычно уже в экстремальной ситуации. Именно поэтому почти от каждой русской реформы остается горький привкус незрелости и незавершенности.

Василий Ключевский написал по этому поводу очень жесткие строки. Вспоминая о попытках русских после Смуты выйти из тяжелейшего кризиса с помощью Запада, историк заметил: