Россия, которой не было

Третий пример. Деревенский поп из Козловского уезда приехал впервые в жизни в Москву и видел там, как Петр, отъезжая со двора Меншикова, забрал в карету свою собачку, посадил на колени и поцеловал. Вернувшись домой, попик сдуру стал об этом подробно рассказывать землякам – и оказался в Москве вновь, уже под конвоем, на допросе у самого Ромодановского. Его, правда, из уважения к сану, не пытали – но за «ущербные чести царевой» разговоры нещадно выпороли плетьми и погнали домой по этапу…

Согласитесь, после таких примеров простая высылка в Оренбург разболтавшегося о царской педерастии гвардейца выглядит предельно странно…

Я уже не говорю о том, что именно при Петре жутким цветком распустилось пресловутое «слово и дело» – венец петровского политического сыска, позволявший кому угодно принародно выкрикнуть обвинение против кого угодно…

Самый последний заключенный мог, прокричавши эти страшные слова, автоматически подвести под пытки практически любого человека. Чтобы читатель составил некоторое представление о повседневной практике созданной Петром Тайной канцелярии, приведу в переводе на современный литературный язык официальный документ: «Обряд, как обвиняемый пытается».