Россия, кровью умытая

Вызванный с задов Ванякин продирался со своими солдатами через толпу. Визгливые женские голоса засыпали его насмешками и бранью. Толпа дышала горячо, бабы размахивали пустыми мешками – злоба рябила их лица, как ветер воду. В исполкомовские окна, будто камни, летели крики гнева:

– Да-а-а-а-а-а-ва-ай…

– Хле-е-е-ба-а-а-а-а…

На крыльцо исполкомовское вышел Ванякин. За ним – Курбатов. Взметнулся бабий плач, бабий стон:

– Товарищ, подыхаем…

– Крайность наша…

– Какие наши добытки?

– Ты хлеб ешь, а он – тебя.

– Мужиков дома нет, куда ни повернись – одна…

– Вмызг уездились…

– Ребятишек пожалей, мал меньша, крупельны. Муж на фронте, а у меня их трое. Старшему шестой год. Куда я с ними?

– Что ему, рылану…

Курбатов махнул шапкой:

– Бабы, прекратите пренья, заткните глотки.

Гам и гул голосов помалу схлынули, затихли…

Ванякин, размахивая одной рукой, а другой невольно расстегивая кобуру, говорил:

– Товарищи, которые бедные, не поддавайся на провокацию кулаков… Хлеба в Хомутове много, хлеб кулаки гноят в ямах, хлеба вам дадим… Но, товарищи, разрешенье на выдачу я должен испросить у продкома… Сам распоряжаться, сам раздавать хлеб не могу…

– Аа-а-аа…

– Грабить можешь, а выдавать нет?

– Дай ему!

– …Советская власть – ваша власть! Советская власть… Товарищи!

В это время кто-то ударил Ванякина по затылку мерзлым коровьим говяхом, взметнулось множество рук, солдаты дали залп вверх, толпа кинулась в церковную ограду к поленнице, и, кому не досталось поленьев, те выдергивали из плетней колья.

………………………………………………………………………………………….

Была драка.

После драки с исполкомовского крыльца говорил вчерашний коммунист Над-нами-кверх-ногами:

– Мятеж наш законный, давай хлеб делить… Кто не пойдет, тому не дадим ни зерна… Мятеж наш законный, давайте выступать всем миром – нас ни одна пуля не возьмет…

Толпа двинулась на зады, к общественным амбарам. Хлеб делили по три пуда на едока.

На площади остались лежать несколько убитых солдат, сам Ванякин с отрядом отступил на хутора. В Хомутово он вернулся в ту же ночь, поставил к амбарам усиленные караулы.

Через несколько дней в город был послан доклад.

«Ликвидировав в селе Хомутове саботаж, вырвав корни, питавшие массу духом ярости, возмущения и непонимания революционных задач, приходится сказать: мятеж подняла беднота, подло обманутая проклятой кулацкой сворой.

Столкнувшись вплотную с причинами злостного упора, достигнув источников его и ужаснувшись, приходится подтвердить факт гнусного предательства и, углубляясь еще более в подробности, приходится разжать ненавистью сжатые уста и бросить в лицо виновников слово негодования, презренной краской освещающее истину и клеймящее несмываемым пятном позора выступление кулаков и их подголосков, а также эсеровской шатии-братии, которая где-то здесь трется, но не могу нащупать.

В моем отряде трое убиты, до восьми человек покалечено. Среди населения убиты два жителя, а также мною застрелен председатель волисполкома кулак Курбатов, у которого в рукаве я заметил бомбу, – откуда он ее взял, не знаю. Раненых граждан учесть не удалось, так как их попрятали. Препровождаю четырнадцать человек арестованных и среди них солдатку Фетинью Полозову, она хотя и беднячка, но дура баба, проучить ее надо.