Россия распятая

Алпатов М. В. – «…В отдельных случаях можно заметить и другие недостатки (в искусстве), например, объективизм, граничащий с фотографизмом, который не удовлетворяет современного зрителя, или какая-то растерянность и готовность к всякого рода вывихам, как у молодого Глазунова, что очень подробно и правильно охарактеризовал Б. В. Иогансон.

Я должен здесь только отметить, что не сам по себе Глазунов должен привлечь наше внимание, а тот факт, что он обратил на себя внимание и что несомненно имеет успех, несмотря на то, что наша пресса ничего для этого не сделала, имеет успех потому, что довольно много элементов однообразия, серости, потому, что здесь действительно видим очень невысокое качество и неглубокое, поверхностного характера стремление только к эффекту, к остроте ради остроты…»[75].

Герасимов С. В. – назвал в своем выступлении Илью Глазунова «шпингалетом», хотя показал отношение весьма мирное.

Рюриков Б. (Отдел культуры ЦК КЛСС) «…Глазунов молодой, по-моему способный художник. По его работам видно, что у него есть искра божья, но он еще не сформировался ни идейно, ни художественно. у него нет устойчивости ни в мировоззрении, ни в художественных приемах. Вместо того, чтобы спокойно, с профессиональным анализом и товарищеской критикой помочь начинающему художнику преодолеть его недостатки и шатания, твердо встать на верный путь в искусстве, вокруг выставки создали атмосферу ажиотажа. Одни поспешили произвести его в скороспелые гении, другие, наоборот, видят в нем только плохое. Это, я считаю, мешает росту молодого художника…»

* * *

Из текста стенограммы видно, как рьяно взялись за дело Ильи Глазунова верные борцы за чистоту партийной идеологии. Против меня стала работать запущенная моим учителем машина советского бюрократического тоталитаризма. Вот уже почти сорок лет назад состоялась эта судьбоносная для меня выставка, после которой я скитался по углам московских общежитий, жил у новых друзей в ванных комнатах, работал грузчиком, нанимался ради московской прописки (но, увы, безуспешно) кочегаром в бойлерную. Пятнадцать лет меня не принимали в Союз художников, я никогда не имел и не имею официальных заказов и государственных премий[76]. Меня шесть раз прокатывали злобствующие академики на выборах в члены-корреспонденты. Последний раз это было в 1995 году. Времена меняются, а ненависть официальных художников и равнодушие меняющихся властей остается[77].

Клеймо «идеологического диверсанта» потом заменили новыми: «церковный художник», «салонный портретист», «сомнительная духовная пища», «вообще не художник». Теперь навесили новый ярлык – «кич» (то есть «низкопробная халтура»).

Но и он вытесняется самоновейшим ярлыком «темная аура шовинизма». «Левые» пишут, что я «правый», а «правые» – что я «левый». Клички у них для меня разные, а ненависть, как у Каина – древняя, нетерпимая, неугасимая!

Забегая вперед, скажу, сколь неизбывна моя благодарность, что Господь не дал меня растоптать черным силам, помог выстоять в этой страшной борьбе не на жизнь, а на смерть. Выражая правду жизни и духовные основы нашей цивилизации, я как русский художник всегда ощущал в своей душе моральный императив – служить России, выражать самосознание моего народа, пытаясь в меру сил возрождать растоптанные великие традиции нашей славянской православной духовности. Моя неугасимая любовь к России и есть источник моих побед и поражений. О тайне моего творчества не скажу ничего: тайна есть тайна. Мое понимание тайны времени выражают мои картины и книга, которую сейчас читает мой читатель.

СИБИРЬ

После первой выставки в Москве

При полном реализме найти в человеке человека. Это русская черта по преимуществу, и в этом смысле я, конечно, народен (ибо направление мое истекает из глубины христианского духа народного) – хотя и известен русскому народу теперешнему, но буду известен будущему. Меня зовут психологом, неправда, я лишь реалист в высшем смысле, то есть изображаю все глубины души человеческой.

Ф. М. Достоевский «Дневник писателя», 1873 год