Россия собирает своих евреев

Здесь уместно привести еще одно наблюдение над природой Просвещения. Роль присущего этому течению рационализма как движущей силы в постепенной эмансипации евреев Европы казалась историкам столь очевидной, что появилась тенденция не обращать внимания на отрицательные стороны, также ему свойственные. Например, те нападки, с которыми обрушивались философы-просветители на консервативных христианских священнослужителей, можно было направить также и против иудаизма. В глазах многих представителей просвещенного европейского общества этот народ представал опасным или неблагонадежным, так как он применял специфические методы экономической и профессиональной деятельности, жил в замкнутом мире и в сфере интеллектуального развития опирался на схоластическую сущность Талмуда.

Таким образом, Просвещение выработало два различных взгляда на евреев. С одной стороны, отдельно взятый еврей признавался человеческим существом, способным к исправлению и совершенствованию, как и всякий другой человек. С другой же стороны, евреи как общность казались развращенными многовековой изоляцией и деятельностью в области мелкой торговли, арендаторства и ростовщичества [155]

. Оба эти направления в объединенном виде присутствовали как в политике представителей просвещенного абсолютизма, подобных Иосифу II, так и в установках французских революционеров. Сливаясь вместе, эти взгляды порождали веру в то, что евреев можно переделать, но только путем насилия, направленного против их регрессивной экономической деятельности. Предполагалось, что экономические преобразования приведут к их гражданскому оздоровлению или хотя бы увеличат полезную отдачу государству. Но все подобные размышления были скорее абстрактны и далеки от социальной действительности. Кроме того, первые попытки реформ в Европе предпринимались обычно там, где евреи были представлены в ограниченных количествах или где не могли считаться полноценными представителями еврейства в целом. Так, самые первые шаги европейских правительств к реформам затрагивали незначительное еврейское население Бордо, Берлина или Вены. Когда же реформа распространялась на более крупные общины, она неизменно теряла большую часть своего идеализма и приобретала более прагматический характер. Но так или иначе, в атмосфере царивших повсюду идей Просвещения, реформы в отношении евреев были неизбежны, особенно когда их подстегивали политические потрясения наподобие разделов Польши или французской революции. Впрочем, если сами преобразования представляли собой генеральную цель для всей Европы, то конкретные меры их осуществления отражали национальные условия и особенности проводивших их государств [156]

.

Так, австрийский император Иосиф II готов был не замечать культурных или религиозных изъянов у людей, которые могли быть полезны для государства. Правление Иосифа ознаменовалось сопутствующими друг другу стремлениями сделать евреев «полезными» государству и «безвредными» для населения. Его знаменитый указ о веротерпимости (Toleranzpatent), изданный в 1782 г., был чрезвычайно благоприятен для богатых или процветающих еврейских предпринимателей. Но Иосиф вовсе не торопился распространить ту же терпимость на еврея-коробейника, ростовщика, арендатора. Эти занятия считались непродуктивными, эксплуататорскими, особенно в том виде, как они практиковались крупным еврейским сообществом Галиции. Этот аспект реформы Иосифа напоминал о Polizeistaaten – полицейских государствах предыдущего столетия, многие из которых налагали ограничения на мелких еврейских торговцев в розницу и купцов [157]

. В 1764 г. евреям Галиции запретили арендовать трактиры, гостиницы или корчмы и заниматься винокурением в интересах крупных феодалов. Правительство рассматривало изгнание евреев из частных владений как средство избавления от конкуренции, которую они составляли столь же бедным слоям ремесленников и мастеровых-христиан. В 1785 г. последовали указы, запрещающие евреям Галиции аренду поместий, мельниц и прав сбора пошлин. Инертность галицийской администрации, наряду с противодействием самих землевладельцев, в значительной мере притупили эффективность этих мер [158]. Впрочем, эта попытка преобразовать структуру экономической жизни евреев представляет для нас особый интерес, потому что она была весьма близка к тем шагам, которые в то же самое время предпринимало и российское правительство.