Мы уже дошли до Александровского сада, на другой стороне которого находился Зимний дворец, когда услышали звук трубы – сигнал к конной атаке. Демонстранты остановились, не понимая, что означают эти звуки, и не видя, что происходит впереди. Справа от головы процессии стоял полицейский отряд, но, поскольку он не проявлял признаков враждебности, шествие возобновилось. И тут со стороны штаба Петербургского военного округа вылетела конница и прогремел первый залп. Открыл огонь и второй отряд, очевидно выстроившийся на другой стороне площади напротив Адмиралтейства. Первый залп был сделан в воздух, но уже второй нацелен в толпу, и многие упали на землю. Толпа, охваченная паникой, развернулась и стала разбегаться во все стороны. Теперь в демонстрантов стреляли сзади, и мы, зрители, побежали вместе с толпой. Не могу описать тот ужас, который мы ощущали в тот момент. Нам было совершенно ясно, что власти сделали ужасную ошибку, абсолютно не разобравшись в настроениях толпы. Какими бы ни были планы организаторов шествия, рабочие шли ко дворцу без каких-либо враждебных намерений. Они искренне верили, что придут туда, падут на колени, и тогда царь выйдет к ним или хотя бы покажется на балконе. Но встретили их не царь, а пули. Это была историческая ошибка, за которую и монархии, и России пришлось очень дорого заплатить.
Судя по первым оценкам, число убитых и раненых превышало 200–300 человек. Поспешно приехали кареты скорой помощи, и те, кто остался цел, помогали грузить в них раненых мужчин, женщин и детей. Все смешалось, толпа постепенно рассеивалась по соседним улицам. Самого Гапона спасли доброжелатели: ему сбрили бороду, одели в гражданское платье и вывезли из города. Из своего укрытия Гапон отправил рабочим послание, в котором призывал проклятия на голову монархии и царя.
События Кровавого воскресенья привели к радикальным изменениям в менталитете рабочих масс, которые до того времени мало поддавались воздействию направленной на них пропаганды. Духовную связь царя с массами простых рабочих разрушили генерал Трепов и все те, кто позволил свершиться этому безумству.
Вскоре после этого адвокатская коллегия создала специальную комиссию для помощи жертвам трагедии. Для того чтобы посещать рабочие кварталы и выяснять, в каком положении оказались семьи, затронутые трагическими событиями, требовались люди. Я с готовностью принял участие в этой работе. Моя задача заключалась в том, чтобы навещать рабочих во всех частях города. Именно тогда я почувствовал колоссальную разницу в жилищных условиях различных рабочих семей, так как некоторые жили в относительно благоустроенных квартирах, а другие – в ужасающих лачугах. Жены убитых рабочих пребывали в шоке и в смятении – они не понимали, как все это случилось. В конце концов, говорили они, их мужья шли ко дворцу с самыми лучшими намерениями, они всего лишь хотели вручить царю петицию, а встретили их пулями. Эти женщины не испытывали ни возмущения, ни ненависти; они только чувствовали – произошло нечто, навсегда изменившее течение их жизни.
Естественно, Кровавое воскресенье стало настоящим подарком для левой пропаганды. Моя работа в качестве юридического консультанта для рабочих и визиты в рабочие семьи после 9 января убеждали меня в том, что эта пропаганда главным образом основана на ложных предпосылках и что понятие о «сознательном» рабочем – чистый самообман.