Российская империя в сравнительной перспективе

Жизнь в колониях меняла характер очень многих европейцев настолько, что они готовы были, вернувшись в Европу, перенести туда свои колониальные нравы. Это хорошо подметил в Англии больше ста лет назад Иосиф Шкловский, корреспондент журнала «Русское богатство»: «Представителем нашего округа в парламенте с незапамятных времен был старый отставной генерал. Выслужился он где-то на западном берегу Африки; там с небольшим отрядом и пятью пушками он насадил европейскую культуру, т. е. выжег столько деревень, вырубил столько плодовых деревьев и истребил столько негров и коров, что край этот пустынен до сих пор, хотя прошло уже много, много лет… В парламенте старик был раза два, но свое присутствие ознаменовал. Послушав речи оппозиции, старик заявил, что, собственно говоря, с ней нужно было бы расправиться „по-африкански“, т. е. впустить несколько солдат, вкатить пушечку и затем: „Раз, два! Направо коли, налево руби!“»⁷.

Надо ли помнить все это – ведь прошло столько лет? Но не так-то уж и много. Большинство колониальных империй распались совсем недавно, во второй половине XX века. В России до сих пор вспоминают, какой вред ей нанесло татаро-монголькое, или, как теперь говорят, ордынское иго. А с тех пор прошли уже столетия!

Неевропейские народы возмущает даже такое укоренившееся в Европе понятие, как «Великие географические открытия»: почему это вы нас открывали?! Мы тут жили.

И результат – ответная реакция в Африке и Азии. Тут и горечь за униженность, длившуюся из поколения в поколение, и зависть бедных к богатым.

В колониальный период школьников заставляли учить не историю и культуру их народов, а прошлое Великобритании, Франции, Бельгии, Португалии.

Сейчас стремление к самоутверждению после веков колониальной и полуколониальной зависимости ведет к бурному росту интереса к собственной культуре, собственным традициям, собственному прошлому. Вместо жизнеописаний королевы Виктории, британских Эдуардов и Георгов теперь учат историю своих давних правителей. И негодуют, что в Европе их называли не королями, а только вождями и верховными вождями.

Говорят, не перегнешь – не выпрямишь. И бывает, что не только изучение Эдуардов и Георгов упраздняют, ной Шекспира ставят под вопрос: а нужен ли он теперь школьникам в Африке и Азии?

И еврофобия в сфере культуры – какие только формы она не принимает! «Как южноафриканка, я всегда с почти религиозным упорством отказываюсь обсуждать произведения белых писателей Южной Африки, потому что я не хочу соглашаться с расистской установкой, будто только белые писатели являются рупором Южной Африки». Так высказалась в докладе для Йельского университета Телма Ревел-Пинто, черная южноафриканка, преподавательница литературы. Сама она в качестве южноафриканских писательниц назвала только черных, а о белой Надин Гордимер заявила, что ее произведения «остаются в кругу расистско-патерналистских»⁸

. (Вскоре Надин Гордимер была присуждена Нобелевская премия.)

Во взращивание антибелых настроений внесли вклад и советские политики, и международное коммунистическое движение. Вот хотя бы такие стихи:

Белый – убийца, белый – злодей, дитятко!Он хуже змеи, он тигра злей, дитятко!Ты найди его, победи и убей, дитятко!

Ты ненависть пей из моих грудей, дитятко!Пусть зубки твои растут острей, дитятко!И снова —Белых, белых, белых убей, дитятко!

Стихотворение называется «Но Африка наша» и, хотя звучит как бы от имени африканцев, опубликовано в книге «Современная революционная поэзия Запада» (с предисловием A.B. Луначарского)⁹. Оно – в духе политики, проводившейся Коминтерном: так должна была рассуждать «наша Африка».

Протест против господства белых во всех сферах жизни, вплоть до литературы, – этот протест вполне понятен.

Сейчас антиевропейские настроения если и не усиливаются, то становятся очевиднее. Почему?

Народы, переставшие быть колониальными, надеялись, что их судьба улучшится. Что хорошая жизнь – вот она, за поворотом. А получилось не так. Какие-то государства – азиатские «тигры» или страны ОПЕК – вырвались вперед, но во многих государствах люди сейчас живут еще хуже, чем в колониальное время.

Но, тем не менее, в странах, которые были колониальными и зависимыми, проявляются, а может быть, и усиливаются идеи общности их судеб – в противопоставление Европе и вообще Северу.