Российская миссия. Забытая история о том, как Америка спасла Советский Союз от гибели

Сведения о грядущих больших переменах пришли в Уфу 4 января, когда американцы получили телеграмму, в которой сообщалось, что президент Гардинг поручил АРА распределить в России 20 миллионов бушелей пшеницы. Никаких подробностей в телеграмме не было. “Подробностей нет, – написал Келли. – Нам просто сказали «готовиться к большим делам»”[172]. Перспектива казалась одновременно волнующей и пугающей. Поздно вечером 6 января Келли с Беллом решили обсудить эту новость. Они радовались, что Америка готова прислать больше продовольствия, чтобы помочь нуждающимся, но понятия не имели, как будет распределяться это продовольствие. Ожидалось, что в последующие шесть месяцев в Уфу прибудет 350 тонн пшеницы – тогда еще никто не знал, что вместо пшеницы пришлют кукурузу, – а значит, в день в город будет приходить не по два, а по двадцать вагонов зерна. Опираясь на свои знания о российской железнодорожной системе, Келли не сомневался, что она не выдержит такого количества грузов и сломается. Более того, даже если железные дороги справятся с нагрузкой и зерно будет доставлено на станции, не найдется достаточного количества здоровых лошадей, чтобы развезти продовольствие по деревням, многие из которых лежали под снегом в сотне километров от ближайшей железной дороги. По оценке Келли, перед ними стояла “ужасающая” задача.

Тем временем в штаб-квартиру АРА стали приходить сообщения о массовом голоде к востоку от Уральских гор[173] – в районе Челябинска, стоящего на Транссибирской магистрали. Хэскелл из Москвы распорядился, чтобы уфимское отделение увеличило количество детей в окружных списках на пропитание до 150 тысяч, и велел Беллу и Келли лично оценить ситуацию в Сибири. “Мы оба жаждем отправиться в путь и покорять новые миры”, – сообщил Джейн восторженный Келли

[174]. Он похвастался, что они первыми из сотрудников АРА ступят на территорию Азии.

Глава 9

Ужасы голода

В 1924 году эмигрировавший из России ученый приехал в Миннеаполис, чтобы устроиться преподавателем в Миннесотский университет. Питирим Сорокин, который стал одним из величайших социологов XX века, родился в крестьянской семье на Крайнем Севере России. В юности он добрался до столицы, где поступил в университет и присоединился к революционному движению. Он посчитал большевистский переворот контрреволюционным, но после нескольких арестов – во время которых он не раз стоял на пороге казни – новая власть все же позволила ему выйти на свободу и вернуться к преподаванию в Петрограде.

Зимой 1921–1922 годов Сорокин с несколькими коллегами решил посетить Самарскую и Саратовскую губернии, чтобы, как он выразился, провести “научное изучение массового голода”. Исследование у них не получилось, но поездка прошла не зря[175].

…я увидел голод; и теперь я знаю, что это такое. То, что я узнал в этих ужасных губерниях, не дало бы мне никакое научное исследование. Мои нервы, уже привыкшие за годы революции ко всевозможным ужасам, совершенно расстроились, когда я увидел картину настоящего голода миллионов людей в моей опустошенной стране. Если как исследователю эта поездка дала мне меньше, чем я ожидал, то не могу сказать этого о себе как о человеке[176].

Особенно ужасная ситуация сложилась в “деревне N” в Самарской губернии. Избы стояли покинутыми, не было ничего живого. “Мертвая тишина царила [в деревне]”, – написал Сорокин в “Листках из русского дневника”. Затем раздался скрип, и появились сани. Двое мужчин и женщина везли тело мертвого мальчика, но, выбившись из сил, повалились на снег. Сорокин со спутниками подошли к ним. “Мне приходилось видеть голодные лица в городах, но таких живых скелетов, как эти трое, я не видел никогда”. Одетые в лохмотья, они дрожали от холода, а их лица были не бледными, а “синими, темно-синими с желтыми пятнами”[177].

“Бог в помощь”, – сказал им Сорокин, не зная, что еще сказать.

“Бог! – ответил один из крестьян. – Забыли мы Бога, и Он нас забыл”[178].

Они везли тело мальчика в амбар, чтобы положить его к десяткам других окоченевших трупов. Закончив дело, самый сильный крестьянин из группы запер дверь и шепотом пояснил: “Надо запирать… а то сопрут”. Сорокин со спутниками не поняли его. Сопрут? Зачем?

“Чтобы съесть, – ответил крестьянин. – Вот до чего мы дошли. В деревне караулят у кладбища, чтобы мертвых не выкопали из могил”[179]. После этого он рассказал им страшные истории о крестьянах, которые убивали друг друга, чтобы съесть, и даже о матери, убившей ради этого собственного ребенка.