Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век

Вождь мирового пролетариата наложил резолюцию: «Лацису и Петерсу на заключение и сообщение мне». Известный чекист М.Я. Лацис, незадолго до описываемых событий рекомендовавший своим коллегам определять виновность подозреваемых исходя из их происхождения, на этот раз, к счастью, не стал следовать собственным принципам, и 13 января по его распоряжению Кизеветтер был освобожден. Скорее всего, с освобождением Кизеветтера было не все так просто, поскольку накануне, в телефонном разговоре с женой Александра Александровича, глава «историков-марксистов» М.Н. Покровский, тоже учившийся в свое время у Ключевского и некогда поздравлявший Кизеветтера с успешной защитой магистерской диссертации, советовал ей «успокоиться на мысли, что все хлопоты напрасны» и что ее мужа не выпустят. Впрочем, не исключено, что Покровского чекисты просто не сочли нужным своевременно проинформировать.

Чтобы как-то существовать и содержать семью, А.А. Кизеветер был вынужден подрабатывать, где только мог. Он пошел служить в архив бывшего Министерства иностранных дел, преподавал в университете и на Драматических курсах Малого театра, ездил с лекциями по стране от культурно-просветительского отдела Союза кооперативных объединений. Как правило, лекторам платили на местах «натурой» – в одном из своих мемуарных очерков Кизеветтер с юмором описывал, каких трудов стоило доставить заработанные продукты в Москву. Власть, борясь со «спекуляцией», запрещала провозить продовольствие в голодный город!

Кизеветтер сотрудничал в кооперативном издательстве «Задруга» и даже торговал вместе с некоторыми другими известными литераторами и учеными в книжной лавке издательства. Возможности литературных заработков он практически лишился – за отсутствием органов печати, закрытых советской властью. К тому же в 1920 году Кизеветтеру (а также М.М. Богословскому и Р. Ю. Випперу) было запрещено чтение лекций в высших учебных заведениях как «проводникам старой буржуазной культуры».

Не оставляла Кизеветтера, как и других «буржуазных» интеллигентов, своим вниманием ВЧК. В сентябре 1919 года он вновь был арестован: шли массовые аресты по делу так называемого Национального центра; среди арестованных были историки М.М. Богословский, С.Б. Веселовский, Д.М. Петрушевский и др. Кизеветтера выпустили через две с лишним недели. Его имя хотя и упоминалось в показаниях некоторых из арестованных, но лишь как члена партии кадетов, что и так было всем известно; многим из его знакомых и однопартийцев повезло гораздо меньше. 67 человек были расстреляны, в том числе член ЦК партии кадетов Н.Н. Щепкин, внук великого артиста.

Третий раз Кизеветтера арестовали в 1921 году в Иваново-Вознесенске, где он читал лекции в эвакуированном туда Рижском политехникуме. Историка доставили в Москву и через месяц, так и не предъявив обвинения, выпустили.

В августе 1922 года А.А. Кизеветтер был подвергнут краткому домашнему аресту. «Придержать» его дома властям нужно было для того, чтобы он находился под рукой для предъявления постановления о высылке из пределов Советской России. Кизеветтера включили в большую группу известных интеллектуалов, которых большевистское руководство не хотело по внешнеполитическим соображениям подвергать более суровым репрессиям, но и терпеть их свободомыслие не собиралось. 28 сентября 1922 года Кизеветтер с семьей отплыл из Петрограда на немецком пароходе в Германию. В Россию ему уже не было суждено вернуться.

Впрочем, в такую Россию Кизеветтер и не хотел возвращаться. Несколько месяцев спустя после высылки он писал своему старому товарищу по партии В.А. Маклакову, занимавшему в то время пост российского посла в Париже (Франция еще не признала СССР, и особняк на улице Гренелль, где помещалось посольство, занимал представитель уже не существующего государства): «Шлю Вам из Праги сердечный привет. Нежданно-негаданно выпорхнул из большевистской клетки, за что и благословляю судьбу» (13 июля 1923 года). В другом письме к Маклакову Кизеветтер высказывал предположение, что тот недооценивает «преимуществ нахождения за пределами Совдепии», поскольку ему не пришлось видеть «большевистского властвования» воочию. «Могу сказать одно, – писал Кизеветтер, – я испытывал чувство тоски по родине, когда сидел в своей квартире в Москве и кругом себя не видел своей родины. Здесь же я тоски по родине не чувствую, ибо имею возможность свободно и по-человечески жить с русскими людьми. И, читая лекции, помогать русской молодежи хранить в себе русскую душу для лучших времен» (18 августа 1923 года).