Российский либерализм: идеи и люди

В Лондоне В. Д. Набоков совместно с П. Н. Милюковым издавал журнал «New Russia». В ноябре 1920 года переехал в Берлин, где вместе с И. В. Гессеном редактировал газету «Руль». Он очень остро отреагировал на попытку Милюкова коренным образом изменить тактику кадетов: идея альянса конституционных демократов с социалистами была ему глубоко чужда. На заседании Берлинской группы Партии народной свободы 23 августа 1921 года он говорил так: «По любому вопросу практической политики сторонники Милюкова и мы смотрим различно. Нам нельзя приветствовать революцию, так как революция разрушила Россию, растлила народную душу, сделала из нас изгнанников. Мы остаемся противниками самодержавия и той куцей конституции, которая была до 1917 года, но мы отрицали и отрицаем революционные пути, и теперь мы ясно увидели, к чему они приводят. В этом основа нашего разногласия».

28 марта 1922 года в газете «Руль» появилась последняя статья В. Д. Набокова: «Сегодня в Берлин приезжает П. Н. Милюков, выступающий с лекцией на тему „Америка и восстановление России“. Те тактические разногласия, которые в свое время провели грань между нами и нашим старым товарищем и руководителем, и теперь еще не устранены. Он выступает в Берлине под флагом демократической группы партии народной свободы, напоминающим и о существовании этой грани, и о том, сколько в ней условного, временного, случайного, непринципиального». Набоков протянул руку Милюкову – они встретились как старые приятели. На лекции Милюкова Набоков сидел в первом ряду Берлинской филармонии. А Милюков, по его собственным словам, идя на трибуну, думал, как бы смягчить выражения, чтобы не обидеть товарищей по партии.

Выступление закончилось. Милюков уже собирался спуститься с трибуны, как из зала раздался выкрик: «Я мщу за царскую семью!» Последовали три выстрела – Милюков остался невредим. Тогда началась беспорядочная стрельба: монархисты П. Шабельский-Борк и С. Таборицкий (а именно они и были террористами) исступленно стреляли во все стороны. Зал охватила паника. Набоков бросился на одного из стрелявших, схватил за руку, повалил. Раздался еще выстрел… Набоков погиб, прикрывая грудью старого товарища.

Владимира Дмитриевича Набокова похоронили через три дня под Берлином, на кладбище в Тегеле. Некрологами откликнулись на его смерть И. А. Бунин, А. И. Куприн, Д. С. Мережковский. А через две недели в газете «Руль» вышло стихотворение «Пасха»:

Я вижу облако сияющее, крышублестящую вдали, как зеркало… Я слышу,как дышит тень и каплет свет…Так как же нет тебя? Ты умер, а сегодня

сияет влажный мир, грядет весна Господня,растет, зовет… Тебя же нет.Но если все ручьи о чуде вновь запели,но если перезвон и золото капели —

не ослепительная ложь,а трепетный призыв, сладчайшее «воскресни»,великое «цвети», – тогда ты в этой песне,ты в этом блеске, ты живешь!..

Это стихотворение было посвящено смерти отца, и его автором был В. В. Набоков.

Василий Алексеевич Маклаков: «Счастье и благо личности скажут нам, куда направить развитие общества…»

Виктор Шевырин

Еще в эмиграции о Василии Алексеевиче Маклакове было справедливо сказано, что само его имя покрывает своим блеском общественную и политическую культуру России. Непревзойденный адвокат, которого ходили слушать, как ходили на Собинова и Шаляпина, прославившийся на весь мир искусной защитой на процессе Бейлиса, лучший оратор II, III, IV Госдум, член ЦК кадетской партии, посол Временного правительства во Франции, замечательная и незаменимая фигура русской эмиграции, автор прекрасно написанных книг, мемуаров и множества статей. Даже в сравнении с П. Н. Милюковым, признанным лидером кадетской партии, он во многом выигрывал. «В Маклакове, – писала член кадетского ЦК Ариадна Тыркова, – было больше блеска, он был талантливее, обаятельнее. Его политический анализ был тоньше и своеобразнее».

Ораторский дар Маклакова производил одинаково сильное впечатление и на русских, и на иностранцев. Магию его дара увлекать своих слушателей испытали на себе Ллойд-Джордж, Клемансо, Вильсон, Орландо, Вивиани и многие другие выдающиеся политики своего времени. Маклакова не зря окрестили «златоустом» и «сиреной»: тайна его красноречия, по мнению некоторых современников, скрывалась в чеканной, изящной в своей простоте разумности, в убедительности рассуждения, в удачных сопоставлениях, в выводах, поражающих спокойствием своей логики. Эта логика была одной из форм проявления его необычайно сильного и гибкого ума.