Royals

– Ты предлагал выпить, – напоминаю я, сдвинув на затылок шляпу, которая начинает съезжать, и кладу руку Майлзу на локоть.

Это меньшее из двух зол.

Глава 15

Мы пробираемся через море шляп, и, хотя мне очень хочется снять руку с локтя Майлза, я действительно нуждаюсь в нем, чтобы не потерять равновесие. Каблуки путаются в траве, и я мысленно рисую себе ужасающие фотографии: я лежу, растянувшись на земле, и юбка у меня задрана выше головы.

Лучше уж цепляться за этого недоделанного мистера Дарси.

– Итак, – говорит Майлз, когда мы проходим мимо нескольких высоких столов, уставленных хрустальными бокалами с шампанским, – это «Ан райс». Просто гэльское слово, которое обозначает «скачки». Не самое оригинальное название, но…

Я останавливаюсь, глядя на него из-под шупальцев:

– Блин.

Он тоже смотрит на меня и убирает руку.

– Что?

В отдалении раздается нечто вроде звука фанфар; посмотрев на трибуну, я вижу, как Алекс и моя сестра машут зрителям, а те вежливо хлопают. Несколько женщин, которые стоят у столов с напитками, усмехаются, мельком взглянув на Элли, а потом хмурятся.

– Мне неинтересно знать про скачки, – говорю я Майлзу. – Не сомневаюсь, что это очень увлекательно и исторически ценно, но такого рода информация мне ни к чему.

Я кивком указываю на женщин, которые отходят от стола, и хотя бы отчасти удовлетворяюсь, наблюдая, как они ковыляют на шпильках по сырой траве.

– Зато я не прочь выяснить, отчего люди ухмыляются, глядя на мою сестру.

Майлз вздыхает и, к моему удивлению, ослабляет галстук.

– Давай что-нибудь выпьем, – предлагает он.

Мы подходим к полосатому желто-белому шатру. Он говорит «подожди здесь» и ныряет внутрь, оставив меня у входа. Нужно было взять с собой телефон – тогда я могла бы притвориться, что кому-то пишу. Но вместо этого приходится неловко стоять с фальшивой улыбкой на лице, стараясь не замечать, что на меня смотрят.

Одна дама, например, буквально глазеет. Даже пялится. Она немолода, лет пятидесяти, но там и сям ее явно омолодили и подтянули: кожа на лице выглядит туже, чем обычно бывает. Женщина тонкая и стройная, вся в черном, не считая огромной охапки желтых перьев на голове. К моему ужасу, она останавливается прямо передо мной.

– Итак, – говорит она, поджимая губы, – ты и есть очередная американская претендентка? Вот еще несчастье…

А я-то думала, что Майлз – сноб. Да эта тетка даст ему сто очков форы. Она смотрит на меня, как на собачье дерьмо, прилипшее к подошве.

Я знаю, что нужно просто не обращать внимания. Надо вежливо улыбнуться и пробормотать какую-нибудь учтивую банальность.

Но я, черт возьми, дочь Лайама Винтерса.

– А то! – бодро заявляю я. – Приехала, чтобы выбросить чай в гавань и выйти замуж за всех ваших принцев.

Моя собеседница сжимает губы еще плотнее; если бы верхняя часть лица у нее была способна двигаться, она бы угрожающе сузила глаза.

– Очаровательно, – сообщает она таким тоном, который дает понять, что думает она совершенно обратное. – А я-то считала, что самый большой конфуз семейства Бэрдов за последнее время – это твоя сестра.

Во мне вспыхивает гнев. Признаю, я не создана для светской жизни, но Элли? Элли – воплощенное совершенство, и я никому не позволю говорить о ней гадости.

– У вас прелестная шляпа, – произношу я, улыбаясь как можно слаще. – Не сомневаюсь, смерть птички того стоила.

Вокруг раздается приглушенное бормотание. Кто-то ахает, кто-то сдавленно хихикает, кто-то шепчется. Я впервые вспоминаю, что вокруг куча народу, и мысленно даю себе пинка. Ежу понятно, что меня нельзя подпускать к великосветским особам, поскольку я не в состоянии следить за языком.

Как Элли и сказала.

Женщина с желтыми перьями слегка вскидывает подбородок и величественно отплывает. Удивительно, что трава под ней не замерзла.

– Вот, попробуй.

Майлз держит в каждой руке по бокалу. Они до краев полны холодным чаем с кусочками фруктов… кажется, среди кубиков льда я вижу даже огурец. Майлз изучает толпу, и на лбу у него появляется складка.

– Что-то случилось, пока меня не было?

– Кое-кто мне нахамил, и я вызвала международный инцидент, – отвечаю я, с благодарностью принимая запотевший бокал.

И чуть не давлюсь.

Не знаю, что в нем, но это не чай. Напиток одновременно сладкий и горький, с легким привкусом какого-то лекарства. Эта штука, как бы она ни называлась, не особенно крепкая, но человеку, который только раз в жизни выпил полбутылки теплого пива, хватит за глаза. Я вытираю слезы, а Майлз ошалело смотрит на меня.

– Что это? – с трудом выговариваю я, возвращая ему бокал.

Он берет его, от спешки чуть не уронив оба, и теперь на нас точно глазеют, возможно, потому, что на моем лице написано предчувствие близкой смерти.

– «Кубок Пимма», – отвечает Майлз, и я машу рукой, намекая, что этого объяснения недостаточно.

Он продолжает тупо смотреть на меня. Тогда я закатываю глаза и говорю:

– Я понятия не имею, что это.

Как будто я сказала, что никогда в жизни не видела собак или красного цвета. Майлз с огромным недоверием в голосе произносит:

– Это коктейль. Очень популярный здесь летом. Его всегда подают на скачках и регатах.