Фрида была ошарашена. В ней поднималось негодование и злость. Да кто он такой, чтобы так бесцеремонно вторгаться в ее жизнь? Как он вообще нашел ее здесь? Случайность? Не бывает таких случайностей! Неужели он следил за ней от дома? Но зачем?
Ей стало не по себе. От его спокойных серых глаз веяло холодом, пробирающим до костей. Она увидела в них какое-то запредельное безразличие, нечеловеческую бесстрастность. Хоть губы Давида и вытянулись в приветливой улыбке, морщинки на скулах изогнулись дугами, но глаза не излучали ничего — серая пустота, как небо без Бога. Казалось, эти глаза с одинаковым выражением могут наблюдать за рождением и смертью, закатом над океаном и нищим на паперти, детской игрой и муками неизлечимо больного — будто ничто не способно поколебать их невозмутимость. Фриду передернуло. Ей захотелось бежать. Но бегство в данных обстоятельствах выглядело бы нелепо и глупо. Они взрослые люди, ей надо понять, что происходит, и поставить твердую точку в этом общении, а не многоточие, которое влечет за собой недоговоренность.
— Зачем вы пришли сюда?
Они уже вышли на улицу и спускались по Тверской в сторону Центрального телеграфа. Давид по-прежнему придерживал ее под локоть, манерно постукивая по асфальту тростью, которую сжимал в другой руке. Она обернулась назад и увидела, что по проезжей части, вдоль противоположного тротуара, за ними плавно скользит его большая черная машина.
— Я уже ответил на этот вопрос, — спокойно произнес Давид.
— То есть случайно? А мне все же кажется, что вы оказались здесь ради встречи со мной.
— Все может быть, Фрида, — уклончиво ответил он. — Но давайте, пожалуй, остановимся на официальной версии — я оказался здесь случайно. Но раз уж мы встретились, так почему бы не поговорить?
Фрида хмыкнула и покачала головой так, как это делают, когда не находят слов от чужой наглости.
— Куда мы идем?
— Как куда? Конечно, в летнее кафе в Камергерском, пить кофе и…
— Хватит! — прервала его Фрида.
Это было уже слишком!
— Ну, не будьте букой, — рассмеялся он.
Фрида на это лишь вздохнула.
— Как прошло ваше посвящение? Мне не терпится узнать.
— Я уже поняла, что вам не терпится, судя по тому, что вы отыскали меня в таком огромном городе.
— Мне нравится, как вы злитесь, честное слово! — Фриде снова довелось услышать его глухой смех.
— Посвящение прошло хорошо. Но, честно говоря, мне не совсем понравилось то, что я испытывала во время этого процесса, и то, что испытываю после.
— А что не так?
— Я связала себя клятвой, приняла некие обязательства, присягнула на верность тому, что мне самой-то понятно не до конца. А может, даже и неприятно. Мне словно по-другому дышится теперь. Как будто я не свободна больше, понимаете? Сама не знаю, как я могла согласиться на эту авантюру… Это все вы с вашими витиеватыми речами: «Хотите управлять своей божественной природой, Фрида? Хотите стать посвященной?».
Она никак не могла погасить раздражение оттого, что Давид так нагло вторгся в ее планы на сегодняшний день. Она не позволила себе высказаться на этот счет в полной мере, когда он только появился, и теперь не выплеснутые эмоции, словно закваска, вызывали в ней брожение.
— Ну, будет, будет… — сказал он тоном, которым успокаивают маленьких детей, оцарапавших коленку.
— К тому же вы и так были не свободны до вступления в Орден, — снова заговорил он, пройдя несколько шагов. — Вы уже давали клятву, присягали на верность и связывали себя обязательствами. Разве не так?
— О чем вы? — Фрида замерла на месте, не в силах пошевелиться. В груди зарождалось странное ощущение: догадка, предчувствие, страх, чувство ирреальности происходящего сплелись в упругий ком, а потом эта точка словно начала вращаться, распуская спиралевидные лучи, как галлюциногенный круг, заполняя все внутри.
Давид выудил из нагрудного кармана пиджака карту «Влюбленные».
— Я об этом, — он вручил ей «Влюбленных».
Она смотрела на него и молчала.
— Давайте присядем, так будет удобней, — предложил он.
До Камергерского переулка оставалось пройти всего несколько метров. Столики углового летнего кафе белели скатертями. Вдруг Фрида ощутила непомерную усталость и безразличие ко всему происходящему. Будто в бешено вращающиеся шестеренки ее мозга попала дробь — и механизм застопорился. Она молча и послушно последовала за Давидом. Будь что будет.
— Все не так, как вам кажется, Фрида, — вернулся Давид к тому, с чего начал.
Она смотрела на него без каких-либо эмоций, только усталость читалась на ее лице.
— Вам кажется, что гармония с миром начинается с земной любви, но это не так. Земная любовь невозможна без гармонии с миром. Лишь беспредметная любовь истинна.
Давид говорил медленно и тихо, делая паузы, чтобы пригубить кофе или просто задумчиво скользить взглядом по лицам прохожих, брусчатке, архитектурным изыскам зданий. Однако его шелестящая, вкрадчивая речь отдавалась во Фриде громовыми раскатами.