Дверь открыла тучная женщина неопределенного возраста, с пышными каштановыми волосами в короткой стрижке, в опрятном кухонном фартуке — белом с синими горошинами. В руках она держала деревянную лопатку, на краешке которой запекся коричневый мясной сок. Из квартиры явственно доносился запах котлет.
— Анатолий Марков здесь проживает? — скороговоркой выдал Замятин, махнув перед лицом женщины красной корочкой.
— Здесь… Проживает… — растерянно ответила она и сделала шаг в глубь квартиры.
— Где он?
— В га-ра-же… — проговорила хозяйка, словно в замедленном видео, по-прежнему не понимая, что происходит. Из-за спины майора на нее смотрели глаза в прорезях черных масок, маячил серый камуфляж.
— Где гараж?
Женщина выронила лопатку, закрыла лицо руками и тихо заплакала.
Недолгого штурма квадратных зеленых дверей хватило, чтобы внутри заскрежетал металл. Стальной прут, вставленный с обратной стороны в замочные ушки, погнулся и со звоном упал на пол — двери разлетелись в стороны. Из гаража пахнуло мазутом, дымом, мочой. Замятин прищурился, вглядываясь в мутный полумрак. Бойцы уже вязали брошенного ничком на пол парнишку, худого, но жилистого, в синих трениках, с обнаженным торсом. Толик крутил взлохмаченной головой, пытаясь понять, что происходит. Замятин мельком увидел его растерянный, испуганный взгляд, потом рука бойца тяжело опустилась на затылок задержанного.
Гараж был почти пустым, если не считать старенького мопеда у правой стены. В глубине помещения, в левом углу майор увидел связанную Лис с заклеенным скотчем ртом. Он бросился к ней, аккуратно положил ладонь на затылок, отстранив ее голову от грязной стены, заглянул в огромные от ужаса глаза. Второй рукой быстро прошелся по рукам и ногам, оглядел одежду. «Вроде цела, и крови не видно», — пронеслось в голове. Он выдохнул, прижал ее голову к своей груди.
— Ты цела? — хрипло спросил Замятин.
В ответ раздалось мычание.
«Вот ведь дурак», — подумал майор и бережно взял ее лицо в ладони. Он поддел пальцем скотч, предупредил: «Потерпи», дернул серебристую пленку. Лис на пару секунд зажмурилась, потом открыла глаза, в уголках которых от боли проступили слезы, и посмотрела на майора.
— Я знать, что ты придешь,
— Что он с тобой сделал?
— Еще ничего, — улыбнулась она. — Он говорить, что зачатие ребенка-заклинателя должен быть завтра.
Майор снова на несколько секунд прижал ее к себе. Потом встрепенулся и принялся развязывать путы. Упыренок связал Лис хитро. «Наловчился, гаденыш», — подумал Замятин, ощупывая узлы. Синий бельевой жгут был обмотан вокруг коленей пленницы, завязан между ними, протянут к щиколоткам, опять намотан и завязан. Запястья он зафиксировал сзади. Замятин огляделся по сторонам, схватил с деревянной полки на стене нож, разрезал веревки.
Вокруг творилось — вот уж воистину! — черт знает что! На грязном полу стояли оплавленные свечи, валялись книги, у стены майор заметил пластиковые контейнеры с остатками еды. Стены и пол были изрисованы углем: звезды, буквы, палочки и прочие кренделя. В противоположном от Лис углу стояло ведро, неплотно прикрытое крышкой, из которого доносился характерный запах. «Это, надо думать, биотуалет… Гаденыш…».
Майор подхватил освобожденную Лис на руки, понес к своей машине, усадил на переднее сиденье. Замятин злился. Злился на себя, на Лис, на Гаденыша, на весь белый свет. Что было бы, если бы он не нашел, не успел?
— А теперь рассказывай, девица-краса, за каким лядом ты туда поперлась? — спокойно спросил майор и вдавил педаль газа.
Из рассказа Лис на ломанном русском картина вырисовывалась следующая. Лис, задетая за живое хамскими шуточками майора во время их посиделок в «Гоголе», решила наглядно продемонстрировать дубине-Замятину и его многоумному эксперту «кто есть ху»[10]
, поэтому крайне обрадовалась потенциальной возможности внедриться в школу магии. Официальных указаний норвежка решила не дожидаться: а вдруг майор захочет подстраховаться и отправит на это задание не ее, а Сусликова, например? Уж слишком неоднозначно он косил глазом в ее сторону, когда обсуждалось внедрение.«Enough», — решила она, что по-русски означает — дудки! Хватит ей уже быть на побегушках! Третий месяц болтается в этом отделе, как цветок в проруби. Шпыняют ее от одного оперативника к другому, словно стажерку, поручают мелочь и ерунду. А ведь она тоже полицейский, да еще какой! В Норвегии ее и не к таким делам приобщали. Хотя нет, вот к таким не приобщали, но она участвовала в задержании самого Брейвика. А здесь чувствует себя, как «не пришитый хвост лошадка»!