Она глядела в его распахнутые ей навстречу зеленые с золотым ободком хищные глаза и знала, что никогда не познает всех тайн его души.
— Не убеждай меня, Роберт, что ничего не изменилось за последнюю неделю. Я хочу знать правду, как бы ни была она горька. Ты дал мне то, о чем я и не смела мечтать. Но если ты хочешь забрать свой дар обратно, то я имею право узнать об этом.
Что Роберт мог ей ответить? Что их медовый месяц не был таким безоблачным, как он надеялся? Что годовщина смерти Адама наполнила его душу воспоминаниями и страхом за грядущие потери? Что суеверные предчувствия заставляют его держаться поодаль от женщины, в которую он влюбляется все сильнее с каждым проведенным вместе днем, с каждой ночью в их постели?
Он ответил ей со всей возможной осторожностью, зная, что лжет, и не рассчитывая, что она до конца ему поверит.
— Я стал другим из-за того, что меня одолевают заботы…
— Я тому виной?
— Нет, мы отличная пара.
Роберт помешал кочергой угли в камине, выдержав паузу, чтобы как следует собраться с мыслями.
— Год прошел со дня кончины моего сына. Ты можешь сказать, и это будет справедливо, что я уж слишком скорблю о нем. Но так получилось, что он стал моим единственным приобретением в жизни, тем более горька его утрата из-за, мерзкого поведения его матери Маргарет. Я проводил с ним больше времени, чем обычно полагается отцам. Его маленькие радости были и моими радостями. Как он радовался приближению Рождества! Как он хотел увидеть Белавур, о котором я ему столько рассказывал.
Блики огня озаряли красивое мужественное лицо ее супруга. Сейчас она любила его, угнетенного горем, больше, чем в миг его побед.
— Будет неправильно, если я скажу, что одинаково с вами скорблю об Адаме. Я не теряла детей — у меня их не было. Но когда умерла мать, мне показалось, что и мне незачем жить на свете. Многие месяцы я все слышала ее ласковый голос и смех в комнатах и бежала туда, где я надеялась ее увидеть. Я злилась на Господа за то, что он забрал ее к себе и оставил меня одну в Уорфорде влачить жалкое сиротское существование.
Джоселин помолчала, потом продолжила:
— Вы горюете год, а я горевала долгие годы, пока вы не явились в Белавур. И теперь я радуюсь, что моя жизнь продолжилась и мне выпало счастье встретить вас.
Роберт уставился на жену с восторженным изумлением. Это было уже не просто признание в любви, в ее словах содержалась истина, словно выбитая на камне в заповедях Моисея. И за ее осторожность в словах он тоже был благодарен.
— Спасибо, что ты не намекнула насчет наших будущих детей. Другие женщины не преминули бы это сделать.
— Господь, может быть, дарует нам детей, но никто не заменит вам Адама, как и мне мою мать. Мы другие, чем они, и другими будут наши дети. И так будет продолжаться долго, до Страшного суда, а пока, до наступления судного дня, мы должны ступать по земле с достоинством.
Роберт присел на край постели, приподнял ее легкое тело сильными руками и заключил в объятия.
— Я счастлив, что ты не умерла в детстве и сохранила себя, чтобы стать моей.
Для Джоселин искреннее признание мужа, его прикосновения стали лучшим подарком судьбы. Она простила ему и холодность последних дней, и завтрашний отъезд. Роберт когда-нибудь полностью доверится ей, и тени прошлого перестанут его тревожить.
Ее блаженное спокойствие нарушили в последующий за отъездом супруга полдень грозные вести с юга. Гонец, полузамерзший, на издыхающем от бешеной скачки загнанном коне, явился по ту сторону крепостного рва.
Он показал личные королевские знаки, и перед ним опустили мост и открыли ворота.
Если б сэр Эдмунд не подхватил его на руки, он бы тут же вывалился из седла и ударился головой о каменные ступени.
Гонец обвел окруживших его людей обезумевшими глазами и обратился к Джоселин:
— Леди! У меня срочное послание от короля к Роберту де Ленгли.
— Мой супруг отсутствует, но я тотчас же пошлю за ним.
— Нет! — Гонец решительно тряхнул головой. — Я должен доставить письмо ему лично. Нельзя терять времени. Генри Анжу высадился в Сочельник в гавани Вейрхем с тридцатью кораблями, полными вооруженных людей. Он уже на подступах к Дувру. Милорд обязан немедленно выступить.
Джоселин поначалу отнеслась к этой вести с сомнением.
— Генри? Он ведь занят войной с французским королем.
Гонец попытался вновь забраться в седло.
— Кто знает, как этот чертов сын управился с делами во Франции? Но теперь он здесь, в Англии. Говорят, что демоны перенесли его на себе через Пролив, потому что там уже десять дней бушует небывалая буря.
Джоселин старалась сохранять спокойствие.
— Ваша лошадь загнана, сэр. Вы не проскачете на ней и двух лиг. Если я отправлюсь немедленно к мужу, то буду у него до наступления темноты, и мы вместе вернемся поутру. Вам надо согреться, поесть, а тем временем мои люди подыщут вам свежего коня. Лучше продолжите ваш путь на запад с тревожным посланием, а мы здесь, на юге, уже будем наготове.
Гонец внял ее разумным речам и отдал ей конверт с печатью короля Стефана.
— Вы правы, леди. Я уже сегодня никуда не доеду на этой кобыле. Она и на ногах не стоит.