Роза Христа

Раньеро почувствовал отчаяние и усталость. Он, никогда не знавший страха, вдруг испугался, глядя на беззащитное трепетное пламя. Теперь он ехал через раскалённую пустыню. Солнце жгло кожу сквозь дыры плаща, песок скрипел на зубах.

Ему попался навстречу молодой пастух, гнавший перед собой четырёх заморённых козлят. Ещё недавно у пастуха было большое стадо, но крестоносцы отняли у него всех коз и оставили только четырёх тощих козлят.

Увидев одинокого христианина, едущего верхом, пастух с проклятиями набросился на него. Он стал беспощадно избивать Раньеро своим длинным пастушьим посохом. Раньеро безропотно сносил тяжёлые удары, поворачиваясь к пастуху спиной и плечами. Но вдруг пастух остановился в изумлении, с поднятым для удара посохом. Он увидел, что плащ на Раньеро загорелся, вот-вот вспыхнут волосы, но тот и не думает тушить пламя, а только прикрывает вздрагивающей рукой огонёк свечи.

Пастух сдёрнул горящий плащ и поспешно затоптал огонь. Взглянув на запёкшиеся губы Раньеро, пастух догадался, что путник изнемогает от жажды.

Он взял его лошадь за повод и подвёл к незаметному потаённому ключу, бьющему из расщелины скалы.

Руки Раньеро были заняты, и потому он опустился на колени, наклонился и начал жадно пить воду, как пьют дикие звери. Рядом с ним, фыркая, пила лошадь.

Когда Раньеро встал и выпрямился, держа свечу перед собой, пастух сложил ладони вместе и низко поклонился ему.

“Верно, он принял меня за странствующего святого” — с горькой улыбкой подумал Раньеро.

Наконец Раньеро прибыл в город Рамле. Все постоялые дворы и таверны в городе были переполнены. Под навесами и даже просто в тени деревьев спали паломники.

— Ступай сюда, несчастный! — окликнул Раньеро хозяин большого постоялого двора. — Я накормлю тебя, а заодно и твою клячу. А то вы, того гляди, оба свалитесь от голода.

— Но у меня нет денег, чтоб заплатить тебе, добрый человек, — с запинкой смущённо сказал Раньеро.

— Не думай об этом, — махнул рукой хозяин. — Приютить убогого человека учит нас Господь Бог!

“Похоже, разбойники сделали доброе дело, отняв у меня богатые доспехи и моего арабского скакуна, — с удивлением подумал Раньеро. — Меня принимают за убогого и нищего сумасшедшего. Может, поэтому все так добры ко мне?”

Пристроившись возле своей лошади на охапке соломы, Раньеро решил бодрствовать до утра. Но не прошло и получаса, как глаза у него сомкнулись и он уснул каменным сном.

Было уже светло, когда он проснулся. Свеча исчезла.

“Конечно, я выронил её из рук, и она погасла. А может, кто-то, проходя мимо, потушил её… — подумал Раньеро. — Что ж, может, всё и к лучшему. Вот и кончились мои безнадёжные странствия. Отныне я свободен…”

Но невыносимая тоска вдруг навалилась на Раньеро. Он чувствовал в себе какую-то пустоту, будто он потерял то, чем дорожил больше жизни, или у него из груди вынули сердце.

Вдруг открылась дверь, и к нему подошёл хозяин таверны с зажжённой свечой в руке.

— Ты так крепко уснул вчера, что я взял у тебя свечу, чтоб ты, ненароком, не спалил дом. Вот она, держи, — сказал хозяин.

Притворяясь равнодушным, Раньеро ответил совершенно спокойно, хотя сердце у него бешено забилось.

— Ты хорошо сделал, что её погасил.

— Нет, я не гасил её, — сказал хозяин. — Я видел, как ты бережно хранишь этот огонёк. Свеча горела у меня всю ночь.

Раньеро от души поблагодарил доброго хозяина и отправился дальше.

Он добрался до Яффы, а затем повернул к северу, держась берегов Сирии.

Нередко ему приходилось стоять на распутье дорог с протянутой рукой и просить подаяния.

Попадались жестокосердные люди. Они указывали пальцами на измождённого оборванца, держащего в руке горящую свечу. Рядом с ним, сонно качаясь, стояла дряхлая кляча, и, казалось, её рёбра вот-вот проткнут облезлую шкуру. Но большинство встречных жалели измученного нищего и делились с ним последним куском хлеба. Так Раньеро познал доброту простых людей.

“Ведь я раньше просто не замечал этих бедных неприметных людей, — с удивлением думал Раньеро. — Мне казалось, они, как комья грязи, прилипшие к башмаку, только мешают мне в пути. А теперь я знаю, под убогой одеждой часто бьется золотое сердце…”

В конце концов Раньеро добрался до Константинополя. Но как ещё недостижимо далека родная Флоренция!

“Если Пресвятая Дева пожелает, я всё-таки выполню свой обет”, — часто думал Раньеро.

Раньеро проезжал по гористой местности Киликии, когда со страхом заметил, что его запас свечей вот-вот кончится. А он-то надеялся, что их хватит до конца пути.

“Это последняя свеча, — в смятении подумал Раньеро. — Что я буду делать, когда она догорит и погаснет? Кругом пустынно и безлюдно. Значит, вот как бесславно кончатся все мои надежды…”

Вдруг Раньеро услышал тихое стройное пение. Оно, казалось, поднималось к самому небу.

Раньеро увидел толпу паломников. Они поднимались на гору к маленькой часовне и каждый держал в руке горящую свечу.

“Какое счастье, — подумал Раньеро. — Конечно, эти набожные люди поделятся со мной. И тогда мне хватит свечей до самой Флоренции”.

Раньеро бегом спустился с горы навстречу паломникам.