Розанна. Швед, который исчез. Человек на балконе. Рейс на эшафот

В ресторан вошла женщина. Рыжеволосая, довольно молодая, в кирпично-красном свитере, твидовой юбке и зеленых чулках. Она двигалась непринужденно, рыскала глазами по залу и при этом ковыряла в носу. Потом присела за заказанный столик и сказала:

– Мое почтение, Пелле.

– Мое почтение.

– Пелле, – сказал Кольберг, – значит, это Кронквист. Эта женщина Пиа Больт.

– Почему у них у всех усы и борода? – Мартин Бек произнес это в глубокой задумчивости, словно это была проблема, над которой он уже долго ломает голову.

– Наверное, это фальшивые усы и борода, – совершенно серьезно ответил Кольберг, взглянул на часы и добавил: – Только для того, чтобы нас раздражать.

– Нам уже пора возвращаться, – сказал Мартин Бек. – Ты сказал Стенстрёму, чтобы он пришел?

Кольберг кивнул. Уходя, они услышали, как мужчина по имени Пер Кронквист подзывает официантку:

– Поскорее, дорогая! Я умираю от жажды!

Несколько человек рассмеялись.

В управлении полиции было тихо, как в церкви. Стенстрём сидел в кабинете и раскладывал пасьянс.

Кольберг окинул его критическим взглядом:

– Что-то ты рано начинаешь. Что будешь делать, когда состаришься?

– Сидеть и говорить то же самое, что и сейчас: «Почему я здесь сижу?»

– Проверь несколько алиби, – велел Мартин Бек. – Леннарт, дай ему список.

Стенстрём взял список и бегло просмотрел его.

– Сейчас?

– Да, еще сегодня вечером.

– Молин, Лунд, Кронквист, Гуннарссон, Бенгтфорс, Пиа Больт. Кто это такой, Бенгтфорс?

– Это опечатка, – хмуро сказал Кольберг. – Там, естественно, должно быть Бенгт Форс.

– Девушку тоже проверять?

– Да, если это тебя развлечет, – заметил Мартин Бек. – Она сидит в ресторане «Оловянная кружка».

– Я могу говорить непосредственно с ними?

– Конечно. Почему бы и нет? Обычный опрос в связи с делом Альфа Матссона. Теперь уже все знают, о чем идет речь. Кстати, как там дела у ребят из отдела по борьбе с наркотиками?

– Я разговаривал с Якобссоном, – сказал Стенстрём. – Они уже набрали почти полные сети. Когда разнеслось, что Матссон в этом замешан, у всех развязались языки. Кстати, мне пришла в голову одна идея. Матссон продавал наркотик нескольким полным развалинам и вытягивал из них неплохие деньги.

Он замолчал.

– Так какая же идея пришла тебе в голову? – спросил Кольберг.

– Возможно, один из этих бедняг, которых он обдирал, какой-нибудь его клиент, уже был сыт по горло, если можно так выразиться?

– Ну, такое возможно, – с серьезным видом сказал Мартин Бек.

– Особенно в кинофильмах, – дополнил Кольберг. – Американских.

Стенстрём сунул список в карман и встал. В дверях он остановился и обиженно сказал:

– У нас иногда тоже так бывает.

– Возможно, – согласился Кольберг. – Но ты забыл, что Матссон исчез в Венгрии, куда поехал за товаром для этих своих бедняг. Ну, тебе уже пора уходить.

Стенстрём ушел.

– Ну ты и ехидный, – заметил Мартин Бек.

– Он что, не может подумать, прежде чем говорить? – возразил Кольберг.

– Вот именно, он подумал.

– Ну да!

Мартин Бек вышел в коридор. Стенстрём как раз надевал пиджак.

– Посмотри каждому в паспорт.

Стенстрём кивнул.

– И не ходи один.

– Они опасны? – колюче спросил Стенстрём.

– Инструкция, – проворчал Мартин Бек.

Он вернулся к Кольбергу. Они сидели тихо, пока не зазвонил телефон. Мартин Бек взял трубку.

– Разговор с Будапештом состоится в семь часов, а не в пять, – сухо сообщила телефонистка.

Они немного поразмышляли над этим сообщением.

– Черт возьми. Это досадно, – проворчал Кольберг.

– Гм, – хмыкнул Мартин Бек. – Ты прав, ничего хорошего в этом нет.

– Два часа, – сказал Кольберг. – Может, поедем, немножечко оглядимся?

– Почему бы и нет?

Они проехали через Вестербрун. Субботнее движение уже затихло, и на мосту почти не было машин. Посередине моста они обогнали немецкий автобус с туристами. Он ехал медленно, и Мартин Бек видел, как туристы встают и смотрят в окна на отливающую серебром воду залива и дождливую панораму города на заднем плане.

– Молин – единственный из них, кто живет не в центре, – сказал Кольберг. – Начнем с него.

Они продолжили путь через Лильехольмский мост, проехали по Орстаплан, где клубился густой туман, и свернули в аллею на Сокенвеген. Кольберг съехал с главного шоссе и немного попетлял по узким улочкам, застроенным частными домиками, пока не нашел нужную. Он медленно ехал вдоль живых изгородей и читал таблички на калитках.

– Здесь, – сказал он. – Молин живет слева. Эти ступеньки ведут к нему. Раньше в доме жила одна семья, но теперь его разделили. Второй вход сзади.

– Кто живет в другой половине дома? – спросил Мартин Бек.

– Какой-то таможенник на пенсии, с женой.

Сад перед домом был большой, заросший искривленными яблонями и густыми кустами смородины и крыжовника. Живая изгородь была аккуратно подстрижена, а белая калитка казалась свежевыкрашенной.

– Большой сад, – заметил Кольберг. – И должным образом защищен от любопытных. Хочешь как следует все это осмотреть?

– Нет, поезжай дальше.

– Ну, тогда поедем на Свартенсгатан, – сказал Кольберг, – к Гуннарссону.

Они поехали по Нюнесвеген в Сёдермальм и припарковали автомобиль на Мосебакеторг.