– Нам просто повезло, – сказал Мартин Бек, – что вчера вечером ты оказался прав. В противном случае хорошо бы мы сейчас выглядели. – Он ткнул в сторону собеседника сигаретой и добавил: – Но в один прекрасный день, Гунвальд, ты влипнешь в нехорошую историю.
– Не думаю, – ответил Ларссон и, тяжело ступая, вышел из кабинета. В дверях он столкнулся с Кольбергом, который торопливо уступил ему дорогу и, обернувшись на широкие плечи Ларссона, спросил:
– Ну, как наш живой таран? Раздосадован?
Мартин Бек кивнул. Кольберг подошел к окну.
– Черт бы побрал все это, – вздохнул он.
– Она по-прежнему живет у вас?
– Да, – ответил Кольберг. – Но только не говори: «Так, значит, ты устроил себе гарем», потому что герр Ларссон уже так высказался.
Мартин Бек чихнул.
– Будь здоров, – сказал Кольберг. – Я еле сдержался, чтобы не выбросить его в окно.
Мартин Бек подумал, что Кольберг, наверное, один из немногих, кто способен на что-либо подобное.
– Спасибо, – сказал он.
– За что?
– Ты ведь сказал: «Будь здоров».
– Верно. Мало кто знает, что нужно благодарить. У меня как-то был такой случай. Один фоторепортер избил свою жену и выгнал ее голую на мороз, потому что она не поблагодарила его, когда он сказал ей: «Будь здорова». Это было в канун Нового года. Конечно, он был пьян. – Кольберг немного помолчал, а потом медленно сказал: – Из нее больше ничего не вытянешь. Я имею в виду Осу.
– Мы уже знаем, чем занимался Стенстрём, – сказал Мартин Бек.
Кольберг с изумлением уставился на него.
– Знаете?
– Да. Он занимался убийством Тересы. Это совершенно ясно.
– Тересы?
– Да. Тебе не приходило в голову?
– Нет, – сказал Кольберг. – Не приходило, хотя я просмотрел все дела за последние десять лет. Почему ты ничего мне не говорил?
Мартин Бек задумчиво смотрел на него, грызя кончик авторучки. Они думали об одном и том же. Кольберг выразил их мысли словами:
– Видно, не все можно передать с помощью телепатии.
– Вот именно, – отозвался Мартин Бек. – Кроме того, дело об убийстве Тересы – шестнадцатилетней давности. И ты никогда не участвовал в том расследовании. По-моему, единственный, кто его помнит, – это Эк.
– А ты уже изучил дело?
– Нет. Только перелистал. Там две тысячи страниц протоколов. Все документы находятся на Вестберга-алле. Едем туда?
– Да. Нужно освежить это дело в памяти.
В машине Мартин Бек сказал:
– Ты все-таки, наверное, помнишь суть дела, чтобы понять, почему Стенстрём занялся именно Тересой?
– Да, – кивнул Кольберг. – Потому что оно было самым трудным из всех, которыми он мог заняться.
– Да. Оно было самым запутанным и необъяснимым. Он хотел показать всем, на что способен.
– И позволил застрелить себя, – бросил Кольберг. – О черт! Какая же между этими делами связь?
Мартин Бек не ответил, и больше они уже не разговаривали. Только после того, как они приехали на Вестберга-алле, остановились перед зданием полиции и вышли под снег с дождем, Кольберг сказал:
– А можно ли раскрыть дело Тересы? Теперь, через столько лет?
– Мне это трудно себе представить, – ответил Мартин Бек.
Пыхтя и вяло, без всякой системы Кольберг просматривал ворох подшитых рапортов.
– Наверное, понадобится неделя, чтобы все это разобрать, – сказал он.
– Как минимум. Главные обстоятельства тебе известны?
– Нет. Даже в общих чертах.
– Здесь где-то имеется резюме. Впрочем, я сам вкратце расскажу тебе об этом деле.
Кольберг выразил согласие. Мартин Бек, роясь в бумагах, сказал:
– Данные ясные и однозначные. Очень простые. В этом-то и состоит сложность.
– Начинай, – поторопил его Кольберг.
– Утром десятого июня одна тысяча девятьсот пятьдесят первого года – другими словами, более шестнадцати лет назад – один человек, искавший потерявшегося кота, обнаружил в кустах на Стадсхагсвеген в Кунгсхольмене труп женщины. Она была голая, лежала на животе с вытянутыми вдоль туловища руками. Вскрытие показало, что ее задушили приблизительно пять дней назад. Тело хорошо сохранилось: вероятно, находилось в морозильнике. Характер преступления был однозначно ясен: убийство на сексуальной почве. Однако из-за того, что прошло много времени, при вскрытии не удалось установить со всей определенностью, была ли она изнасилована.
– Что, как правило, предшествует убийству на сексуальной почве.