Рождение

— Что же я делаю… Она же и впрямь… безумная… Совершенно! — внезапно испугалась самой себя уже не столь юная моралистка, медленно опустилась на колени рядом с избитой, встретилась с совершенно отсутствующим взором и непреднамеренно провела ладонью по щеке девочки. Сердце почему-то оттаяло, наполнилось состраданием и… стыдом. Незваная гостья Убежища всё ещё упорно пытается вложить в ладонь очевидной будущей убийцы орудие мести, однако мир уже перевернулся. Отныне Рауша даже помыслить о жестокости в отношении к этой конкретной григстанке не смогла бы.

— Я не трону. Никогда тебя больше не трону. Ясно мне теперь, почему он привёл тебя. Прости. Я не знала. И никому тебя обижать не позволю. Успокойся!

— Он заставил… Заставил слушать… Они кричали, — с болезненной настойчивостью прозвучало вновь. Угловатые узкие плечи трясутся, однако даже не плачет. Словно бы разум всецело зациклился на единственной мысли, тяготящей будто поломавшийся мозг. Незнакомка обняла, стараясь не причинить лишней боли. Посидели так, пока все остальные постепенно возвратились к привычным делам: продолжения не ожидается. Затем избитая отстранилась и глухо пробормотала:

— Надо приготовить поесть. Он будет голоден. Ему нужна помощь в этом. Ему очень тяжело одному. И он очень хороший. Он меня пожалел. Не знаю, почему…

И… приступила к прежнему занятию, словно бы ничего не произошло. Лишь заметно ограничивает движения левой кисти, крепко ушибленной в нескольких местах. Даура устало покачала головой, переваривая событие. Трудно укладывается вся последовательность фактов. Одно лишь очевидно, как день: Осилзский вовсе не столь непоследователен в поступках и суждениях. Некоторые очевидцы попытки самосуда тоже пришли к аналогичному выводу, другие заколебались. Кто-то нашёл, что всё это глупости и слабости, а правильнее было бы добить новую соседку. Однако однозначность окружающего мнения пошатнулась.

* * *

И всё же в положенный срок она принесла обед. Явно, его убеждения проигнорированы. Запах вызвал отчётливое движение где-то в области желудка. Уж как заставить не отказаться от своего дара, Силион знает. Тихонько поставила поднос на импровизированный стол и решительно направилась вон. Именно тут лучик света от факела в тоннеле скользнул по худому предплечью, открыв ссадины защитнику. Присмотрелся и заметил: непрошеная посетительница старается не показать лица, а запястья укрывает в складках одежды. Ланакэн буквально взвился с постели, где сидел с затачиваемым кинжалом.

— Что это? Кто это сделал? Кто посмел?!

— Я… упала… споткнулась и упала… Это никто не делал… Я просто упала, — на ходу придумала отговорку Безумная Григстанка. Врать не умеет абсолютно. Даже навстречу не пытается посмотреть со свойственной ей назойливой неопытностью в местных понятиях вежливости, а щёки окрасил такой румянец: удалось рассмотреть и в полумраке крошечного огонька светильника. Мужчина попытался повторить допрос, но ничего не вышло. В упрямстве ей удалось бы обыграть кого угодно, иначе бы не появилась здесь. Однако следы на коже откровенны сами по себе. И нанесены они чем-то довольно узким уж никак ни случайно. Довольно опасно, учитывая заболевание подопечной Создателя Убежища. К счастью, пока серьёзных кровотечений не наблюдается. Добиваться правды устно дальше не имеет смысла. Создаётся впечатление: и под пыткой бы не выдала истину. Осилзский бесцеремонно схватил за локоть и поволок туда, где скорее всего всё произошло. Гадать о месте не приходится — и без особо изощрённых логических умозаключений явно.

Народу здесь более чем достаточно. Мужчина уловил и настроение толпы: многие готовы причинить вред незваной соседке. Пришлось приступить к выяснению напрямую, хотя добиться признания надежды и нет.

— Кто сотворил это? Кто? Я же говорил уже, что она всего лишь безумная девчонка! Неужели же у вас в груди столько же дикости, сколько и у тех, кто убивает наших детей? Это всё, что вы можете? Кто посмел ослушаться распоряжения Аюту? Кто? Или признаться смелости не хватает! Только бить безропотную!..

— Я это сделала. Накажи, если хочешь, только… Я итак уже наказана. Её молчанием. Я знаю, почему ты привёл её к нам. Прости, если можешь. Надеюсь, и она простит. Только теперь будь уверен: если твоей Безумной Красавице понадобиться помощь, у меня она всегда найдётся. Я действительно видела в твоей григстанке лишь недоброжелателя, когда била, а нашла такую же потерпевшую, как и все мы здесь. Мне действительно очень жаль. Можешь не верить, конечно, — сразу же покаялась женщина лет пятидесяти. В ней читаются растерянность и сожаление. Столь удивительного поворота предводитель Сопротивления не ожидал. Покосился на свою спутницу, но та вновь беспомощно повторила:

— Никто не виноват. Правда!

Будто уже готова себя обвинить. Что правильно? Создатель Убежища уже сам не знает. Эксцесс пришёл к более или менее позитивному завершению самостоятельно и не нуждается в дальнейшем разбирательстве. Следовательно, лучше оставить, как есть. Сурово зыркнул на обеих и хмуро выдал вердикт: