Рождение

— Кажется, она уже несколько раз сумела доказать свою нам верность! — отрубил Осилзский, ещё щурясь от тёплых лучей.

— Да, конечно! Ты не можешь быть объективным. Но… Как бы это пояснить, чтобы понял… В твоих рядах очень многие не уверены, насколько поход вообще стоило затевать. А тут ещё рядом с ведущим их на битву шествует одна из тех, кого убивать они идут! И что люди должны думать? — не сдаётся врачеватель.

— Или они мне верят, или нет, — прозвучало непреклонно. Нгдаси буквально зарычал. И что сделать со столь упрямым представителем его народа? Самое несуразное: даже не согласиться никак нельзя себе позволить. При подобном раскладе очень многие отвернутся от товарища, последовав наглядному примеру, и стало бы это началом непременного раскола среди всего Сопротивления. Вот и выходит — следует как-то стараться хоть от самых резких крайностей ограничивать бывшего соседа. Только вот насколько вероятно вообще какое-либо влияние на упорство прежде мирного селянина? Кроме покойного учителя, на вольнолюбивого строптивца никто не обладал умением подействовать. Нелепейшим образом Шоу почему-то проявляет солидарность с приемником Аюту. Даже приветливо кивнул зеленоглазой спутнице, явно стараясь рассмотреть получше загадочный меч, практически полностью укрытый под длинным свободным плащом, скорее всего отданным опекуном, судя из размера. Девушка, как и прежде, когда доводилось сопровождать своего защитника, приняла настолько отсутствующий вид, насколько возможно. Словно б на прогулку вышла, и ненароком маршрут случайно совпал с их дорогой. Успевает мечтательно любоваться природой, иногда срывает и нюхает цветы. Тални (а на сей раз от его присутствия отделаться не удалось) и вовсе посматривает на григстанку с откровенным восхищением. Юноша исступлённо ненавидит её соплеменников, вырезавших всю его семью, но на неугомонную поселенку подземного города почему-то неприязнь не распространяется, даже наоборот — заменяется неуместным восторгом. Не удержавшись, Соул ядовито спросил:

— Ты, видать, и не в курсе ещё, что идёшь убивать таких же, как она? Может, ещё стоит повернуть обратно?

— Нет, я знаю, куда иду и против кого. Странный ты, всё-таки… Или просто очень упрямый? Неужели же для тебя до сих пор нет разницы между нашим врагом и ней? И вообще… Ты мне нарассказывал об легендарной Эре Равноправия… Неужели же ты во всём этом только пустые сказки видишь на самом-то деле? А? Ведь, если в наших рядах стали появляться те, кто одной с ними крови, но считают, будто мы правы… Разве ж это не знак? — с грандиозным усилием сдерживая природную пылкость, ответил молодой товарищ. Под загорелой кожей проступил густой румянец, придающий ему особенно детский облик.

— Угу. Знак чего? Эры Равноправия? Ну да, конечно… Вообще-то, искренне веря в то, что это время наступит когда-нибудь, я не теряю рассудок и не стараюсь тешить себя бредовыми идеями, якобы заветное событие случится прямо завтра. И, тем более, посредством вливания в наши ряды психов, отвергнутых даже их обществом!

— Поосторожнее на поворотах! Ты при мне пытаешься обидеть беззащитную женщину! Думаешь, я не вступлюсь за неё, если цвет глаз другой? — новобранец даже остановился, поглядывая снизу вверх на собеседника уже с откровенной готовностью вызова. Верхняя губа чуть дрогнула, будто собирается оскалиться — явное свидетельство чрезмерного волнения, свойственное только его мимике. Благо, пока не рычит.

— Утихни! Уж кто-кто, а она не беззащитное создание. Ты хоть слыхал, скольких эта «беззащитная» положила недавно? В одиночку, между прочим! — отмахнулся лекарь, с неприязнью сознавая: юноша отнюдь не шутит.

— А ты? Она в тот день защитила наших! Или тебе плевать на них? Главное, чтоб ты прав оказался? — разводчик рыбы поймал на себе внимание иноплеменницы, несколько оторопевшей от бурных попыток защитить её. Видимо, эдакий поступок не совпадает с представлением об отношении к ней молодого человека. По смуглому лицу парня ещё ярче разлился румянец неловкости. Насупился и отвернулся. Старший соратник лишь пробурчал что-то себе под нос, отчаявшись призвать всех к разуму.

* * *