Рождение советских сюжетов. Типология отечественной драмы 1920–х — начала 1930–х годов

Это понимают оба директора, и снятый, и новоназначенный.

«Я так рассуждаю — цех мне в наследство достался, тебя за него сняли, под суд отдают, но я в этом деле, как барашек, чист… И за два миллиона начну биться с начала. <…> И добьюсь!..» — рассуждает вслух новый руководитель завода Сероштанов, тот самый, который критиковал Виктора за превышение сметы.

Ср. красноречивый диалог героев, директора завода и партийного руководителя треста, в пьесе Глебова «Рост»:

«Юганцев. Я знаю, что нужно чиниться, механизироваться — а где кредиты?

Родных. Кредиты? Ишь ты, умник! У себя ищи, голубь, у себя».

Это важный (и устойчивый) элемент морфологии советского сюжета: необходимость выполнить нереальное производственное задание. И персонажи из пьес разных авторов, {104} потерпев фиаско в деле организации производства, единодушно сходятся в общем, хотя и неожиданном выводе: помочь укреплению дисциплины на советской фабрике может лишь… международная революция:

«Революция на Западе — вот что нас спасет. Новая волна. Чтобы всю накипь, весь мусор смела. А так — нет. Засосет нас, затинит эта топь…», — уверен Юганцев.

Активно обсуждаются в пьесах проблемы не справляющихся с работой выдвиженцев. Тем более что других руководителей предприятий теперь, кажется, и нет.

Сорокалетний Федор Никитин, по ремарке драматурга, стоит у книжного шкафа и почти плачет оттого, что книг слишком много и неизвестно, как ему быть дальше с собственной жизнью. Его назначили руководить строительством, которое он не сумел проконтролировать, так как не хватило знаний. Теперь он уволен, служит в бюро пропусков, впал в депрессию и начал спиваться: «Четырнадцать лет потерял! На чутье понадеялся. Мы, рабочие, и без науки проживем. Наука — буржуазный предрассудок. Шут гороховый» (Билль-Белоцерковский. «Жизнь зовет»)[91]

.

Драматизм положения выдвиженцев (то есть рабочих «от станка» или крестьян «от сохи», назначенных на руководящие должности), вызывающий нервные срывы, сломы людей, не готовых к подобного рода деятельности, видели немногие[92]. {105} Более распространенным, судя по пьесам, было отношение к выдвиженцам с антипатией и презрением как к людям, незаслуженно получившим чужое, не заработанное трудом и не подтвержденное знаниями место[93].

Герой пьесы Глебова «Инга», выдвиженец из рабочих Рыжов, командированный в Германию за оборудованием, не разобравшись, привез не те станки, истратив семь тысяч валютных рублей, да еще и кутил в шантане. Но когда из его оклада начинают вычитать пущенные на ветер деньги, он возмущен: «… меня тридцать лет в трубку гнули…» Рабочее «подневольное» прошлое должно, по мысли героя, служить ему своеобразной индульгенцией.

Уже и среди рабочих появляются люди, полагающие, что трудовой энтузиазм должен превратиться в постоянный фактор производства. Как правило, это персонажи, занимающие некую выборную должность, как председатель рабочего комитета Воробей: «Разве дело в штанах? Ну, нет штанов <…> Ведь дело-то в <…> пролетарской сознательности» (Никитин. «Линия огня»). Или «завкомщик» с говорящей фамилией Трескунов (Воинова. «На буксир!»), с легкостью отыскивающий подходящую формулировку для организации очередной «разоблачительной» кампании на заводе.

Персонажи, обозначенные автором как «квалифицированные рабочие», отыскались только в двух пьесах — «Акулина Петрова» и «На буксир!» Воиновой.

Но фабула «Акулины Петровой» разворачивается вокруг семейного конфликта, в котором профессиональная квалификация героя принципиальной роли не играет.

В пьесе же «На буксир!» описывается типичная ситуация на металлургическом заводе: рабсилы мало, высока текучесть кадров (только за последние пять дней уволилось около сотни человек), план не выполняют, много брака, которым завалены цеха.

{106}

Молодой профессиональный рабочий Шаров скорее рад этому положению дел: «Мы теперь в цене… Понимаешь, рабсилы нету…»

3-й рабочий: «Вот ты сосчитай, сколько у нас старых квалифицированных рабочих осталось? А? Раз, два, да обчелся! Максимыч у нас один, вся молодежь гуляет…»

Способа остановить текучесть кадров, по-видимому, нет. И член комиссии с другого, краснознаменного, завода Захаров сообщает, что «каждый из нас добровольно прикрепился к заводу» до конца пятилетки.

Государство рабочих и крестьян, как это прочитывается во множестве пьес, не улучшило, а ухудшило положение «правящих классов», уменьшив степень свободы каждого. Крестьяне не могут оставить колхоз, рабочие — производство.

Нагрузка рабочих велика, сорокалетний рабочий Грачев жалуется: «Я в баню два месяца не ходил… Треплют с собраниями, вздохнуть некогда!.. я свою жизнь жалею».

Из-за этого герой конфликтует с коммунистом Щукиным: