Рождение «Сталкера». Попытка реконструкции

В июне 79‐го в дирекции «Мюнхгаузена» сообщили, что меня хочет видеть какой-то человек во втором блоке «Мосфильма». Я отправился туда, не подозревая, кто и зачем меня ждет. На комнате не было никакой вывески, что было необычно для «Мосфильма». Я постучал.

– Да-да. Входите, – раздался голос из‐за двери.

Я вошел. В комнате за столом – высокий спортивный молодой человек с усами, лет тридцати пяти, похожий на баскетболиста Сергея Белова, но пониже.

– Присаживайтесь, – он указал на стул.

Я сел. Он внимательно меня осмотрел и заговорил. О том, что меня назначили на новую картину, которой придается большое значение, поскольку это совместная постановка с ГДР, о том, что о моих профессиональных качествах очень хорошие отзывы, и т. д. Я молча слушал. Он проявил поразительную осведомленность в моей биографии, даже в ее интимных деталях. Иногда он делал паузы, приглашая меня к диалогу, но я предпочел дожидаться следующей его фразы и думал о том, как он перейдет к вербовке. Завершил он свой монолог, как я и предполагал, предложением о сотрудничестве. Его интересует информация об Андрее Тарковском, ну и… о Никите Михалкове. Я сказал, что не готов к столь неожиданному предложению. Он сказал, что я могу подумать, но не слишком долго, и предложил подписать бумагу о неразглашении. Не помню, подписал я эту бумагу или нет, но выйдя от него, сразу направился к Михалкову, который монтировал «Обломова», и разгласил ему сделанное предложение. К моему удивлению, Никита не удивился, не разозлился, а засмеялся, поблагодарил, и я пошел в свой «Мюнхгаузен». Мне показалось, он не придал моим словам никакого значения.

Я решил, что обязан сообщить о полученном предложении и Тарковскому. За все время работы на «Сталкере» я звонил ему три или четыре раза по производственным делам. Трубку всегда снимала Лариса Павловна. В этот раз ее вообще никто не снимал. Я звонил Тарковскому несколько раз. Наконец, к моему удивлению, ответил Андрей Арсеньевич. Я сказал, что у меня есть важная информация, и что хотел бы с ним срочно встретиться. Тарковский помолчал, потом сказал: «Я через полчаса пойду гулять. Мы можем встретиться напротив „Мосфильма“ на Воробьевском шоссе». Я согласился.

Мы прогулялись по лесистому склону вдоль Москвы-реки. Когда я рассказал Андрею Арсеньевичу о предложении стучать на него, он остановился, пристально посмотрел на меня. Под правым глазом у него дергалась жилка. «Сволочи…» – процедил он сквозь зубы и поблагодарил за информацию. Я рассказал, что подобное предложение было и относительно Михалкова, и о спокойной реакции Никиты. Тарковский только саркастически улыбнулся. Больше мы к этой теме не возвращались. Я спросил его о дальнейших планах – он сказал, что собирается снимать в Италии документальный фильм, а впоследствии художественный, но все зависит от Госкино и прочих инстанций. «В том числе и от тех, с которыми вы сегодня имели беседу». Он замолчал, и вскоре мы попрощались.

События лета

Тем временем попытки Госкино СССР сделать фильм более понятным не прекратились. Думаю, что это было влияние прокатчиков.

28 июня. Из письма АН – БН: «Сталкер» показывают в избранных местах. Насколько я понял Тарковского, фильму дали ВЫСШУЮ категорию. Однако же видел я Женьку Евтуха, он жаловался, что смотрел Гришин и пускал обильную пену, в результате чего заморожен какой-то фильм его приятелей, но «мы вас за это не виним, могло случиться и наоборот». Идиот.