Рожденная в гетто

А потом, когда еще не было санатория «Актер» в Сочи, мы с Ариелой решили поехать на Черное море. Там, в летнем театре г. Сочи, как раз концертировал симфонический оркестр под управлением Евгения Светланова, а директором оркестра был Леонид Михайлович Салай – бывший заместитель директора театра Ленком. Я позвонила Салаю и попросила забронировать нам номер в гостинице «Сочи». Номер был большой, с балконом на Курортный проспект. Погода хорошая. Лето. Море. А пляжа своего у гостиницы не было. Надо было ходить на пляж «Интуриста», но это было далеко и проходить на него надо было через общий городской пляж или обходить городской пляж по высокой глинистой горе, а потом спускаться уже на «интуристовский» пляж. В общем, ни то ни другое нас не устраивало, и еще присовокуплялась одна особенность Ариелы. Но вначале я отвлекусь на более важную вещь. У Ариелы от природы был отменный, я бы даже сказала исключительный, вкус, и к тому же она недавно приехала из Парижа, и все, что там давно из моды выходило, у нас только начинало входить с большим опозданием. Так что у нас она была первооткрывательницей парижской моды. А к тому времени, когда мы были в Сочи, мода была такая – короткие шорты и прозрачная блузка, завязанная под грудью на узел. Для обывателя наряд этот был довольно рискованным и зло комментируемым. Да плюс еще независимый и вызывающий вид Ариелы. И все это вместе, конечно, вызывало массу реплик в наш адрес. И пока мы доходили до пляжа «Интуриста», где были вне зоны досягаемости обсуждения массами, мы усаживались на песок красные, потные, разъяренные, уставшие и злые. Я еще умудрялась замечать Ариеле, что в таком костюме не вызывающе надо ходить, а хотя бы почесываться в разных местах или ковырять в носу. Она смеялась, но оставалась верной себе. Но зато вечером, когда мы ходили на концерты Светланова, Ариеле не было равных. На ней были роскошные вечерние платья из известных домов моды, и глаз от нее было не оторвать. В перерывах музыканты высыпали на улицу у служебного входа подышать свежим воздухом и, глядя на эту неземную Диву, протягивали записочки с номерами телефонов, просили познакомить. Но тут защитниками нашими выступали и Светланов, и Салай. Мало сказать, что у Ариелы был фантастический вкус, но она еще обладала безукоризненным слухом и идеальным ощущением пропорции и цветовой гаммы. Мы опять тогда были на каникулах, делать, особенно по вечерам, было нечего, кроме хождения на симфонические концерты, и мы долгие часы проводили в беседах. Ариела меня просвещала. Тогда я узнала, что есть вещи вечные, а есть сезонные, что нельзя фотографироваться в модных тряпочках, т. к. они выходят из моды быстро, а подчеркивание моды может перейти в полную противоположность – в смешное de mode; что всегда нужно иметь в гардеробе, а чего и вовсе никогда…

Слушала я всегда с интересом, но не всегда следовала советам, так как для этого я слишком безалаберна, и, чтобы следовать советам, надо иметь много времени, ресурсов и желаний. Но, что касается театра, я всегда приглашала на премьеру ее первой, хотя со мной всегда работали хорошие художники, но я всегда ценила ее вкус, стиль, а также ее острые замечания, т. к. Ариела точно могла охарактеризовать сам факт присутствия или отсутствия художественного акта. И если она что-то оценивала, то это был приговор художественной натуры. Она была немногословна и, как мне кажется, никогда не врала, не умела сплетничать, быть многоречивой в отношении своих бед, имела свойства мужского характера и при этом очень чутко умела слышать нужду или беду другого. И похожа была на свое имя Ариела. Оно перекатывается во рту, как шарик из ветерка или воздуха. Ветерок. Ветерок из «Бури» Шекспира.

А потом Ариела вышла замуж за Рому Сефа. Он звал ее Ариса. Видимо, от Ариша. А она его Поросюша. И если внешне, можно сказать, они не очень «монтировались», значит, их скрепляла какая-то внутренняя нежность и теплота, которые нормальные люди не демонстрируют прилюдно. Шла жизнь, иногда мы где-нибудь пересекались или встречались специально, когда она приезжала в Москву, и страшный диагноз – порок сердца – стал как бы забываться. Нам уже было за 60, но иногда вдруг я замечала у нее посиневшие ногти или губы… И на мой немой вопрос она спокойно отвечала: «Да ничего, пройдет сейчас. Дай кипяточку», – и с жадностью начинала пить горячую воду, как бы согреваясь… Говорила, что все стабильно, но сейчас приходится ходить в театр с кислородным аппаратом весом в 10 кг. И с медсестрой. Я до этого знала, что у Ариелы замечательная семья и двое братьев, которые во всех смыслах помогают ей жить и бытово устраивать ее нелегкую жизнь двух больных и пожилых супругов. Но что при этом она вместе с медсестрой будет с 10-килограммовым кислородным аппаратом летать по всем вернисажам, концертам и премьерам, представить себе было просто невозможно.

И вдруг эта разорвавшаяся в ушах бомба: «Ариелы больше нет. Перед Рождеством. Не мучилась. Мы боялись тебе сказать. Ее больше нет…»

Как это нет? А где же она?