— О том, что нас натравливают друг на друга, — сказал парень. — Никому на самом деле не нужно всё это, мы все хотим жить спокойно. Но когда мы попытались рассказать об этом нашему руководству, ваши пришли к нам и сожгли несколько домов.
Эстер опустила стекло. Выглянула, попыталась возмутиться, но не успела — заговорила девушка.
— Извини, я знаю, что ты скажешь, — протянула она. — Что ничего такого не было, что все ваши наперечёт. Только это была именно показательная акция. На моём доме нарисовали эмблему вашего отряда. Кровью.
Эстер сжала руки на руле, а девушка безжалостно продолжала.
— Нас провоцируют, — говорила она. — Нас сталкивают друг с другом, и я не понимаю, зачем. Мне показалось странным, что всё случилось на следующий день после того, как мы заговорили о том, чтобы остановить войну, я рассказала об этом Стиву, — она кивнула на спутника. — Он сказал, что это подозрительно. Я снова пришла к командованию и снова заговорила о том, чтобы всё прекратить. Не мстить. А мне сказали, что если я не выйду в сегодняшний рейд на Ткагараду, меня сочтут предательницей и дезертиром. Никто не сказал мне, чем это грозит, и мне было страшно… но ещё страшнее, что кому-то из вас придётся пройти через то, через что прошла я.
Она обняла себя за плечи, зажмурилась.
— Этой ночью не стало моего старшего брата, — еле слышно заговорила девушка, и Эстер пришлось открыть дверцу, чтобы ничего не пропустить. — Его звали Саймон. Он был классным парнем, сильным волевым. Меня даже не пустили на церемонию прощания.
У Эстер защемило сердце. Обозлённые маргандалорцы, ненавидящие соседей, оказались такими же людьми. Они тоже теряли близких, теряли дома, имущество. Они тоже хотели мира и спокойствия, чего, как она теперь понимала, хотела сама Эстер. И волевик действительно ощутил это и остановил машину до того, как она сбила бы этих ребят.
— Пожалуйста, поверь нам, — тихо сказал парень, и Эстер вспомнила, что его, кажется, назвали Стивом. Обычное имя. Обычный парень. Такой же человек, как все они. — Мы пришли, чтобы предупредить вас. Чтобы вы успели защитить деревню…
Эстер подала сигнал в казармы. Получила ответный. И, казалось, всё было в порядке — Тэй, подошедшая к рации, велела немедленно ехать к северным вратам, всем вместе. Несколько секунд спустя она уточнила, кто будет там ждать.
— … Я поспешила назад, — с горечью говорила Эстер. — Я поехала напрямую к южным воротам, чтобы встретиться с Тессой, эти ребята поехали со мной. Только получилось так, что пока мы пытались добиться встречи с Алеком, пока разыскивали его, маргандалорцы влетели через северные ворота и сожгли все пустые дома. Ты должна это помнить, это было всего два года назад.
Я похолодела. Да. Я действительно это помнила. Тогда в деревне вообще не осталось пустых домов, и нам пришлось возводить несколько новых — на случай, если понадобится жилище молодым семьям. Тогда говорили о том, что дети из двух семей с дальнего конца деревни собирались пожениться, и…
— Алек вышел на встречу, — продолжала Эстер. — Прежде, чем ребята успели что-то сказать, Алек заставил свой волевик убить их обоих. Он не стал слушать и меня, пригрозил, что убьёт, если я посмею что-то ещё сказать. Он говорил, что из-за моей халатности маргандалорцы пробрались в деревню и сотворили… всё это. Что всё это было засадой. Я долго не знала, как реагировать, и на какое-то время даже ему поверила. Только…
Она сжалась, обняла себя за плечи.
— Только мне не давали покоя эти ребята, — продолжала она. — Их должны были закопать за стеной деревни, и я решила проследить за похоронной процессией. Так вот, никто их не хоронил. Их отвез в Маргандалор сам Алек, и его туда пропустили, как родного.
Я помню, как дурно стало мне в тот момент. А Эстер безжалостно продолжала — ну, безжалостно, конечно, для меня, её била дрожь точно так же, как и меня.
— Я не знаю, что происходит, но я хочу знать правду, — говорила она. — Потому что когда я попыталась заговорить об этом всём с Алеком, он сказал, что у них с Мангандаларом есть договорённость насчёт погибших. Он вроде бы так же привозит сюда тела наших ребят, погибших там. Я долго не могла верить самой себе, и когда Алек сказал, что мне здесь не место, я согласилась с ним и ушла сама. Сама, понимаешь? Я сбежала, а когда захотела вернуться, ворота для меня были закрыты. И закрыла их Тесса, сказав, что Алек велел не пускать меня, если я приду.
Мне очень сильно захотелось обнять её в тот момент. Казалось, это я сама стояла там, перед воротами в Ткагараду, напротив Тессы, произносившей эти жестокие слова. Казалось, это по моим плечам и волосам стучит дождь — там не могло не быть дождя, в такие моменты, как этот, он всегда бывает. И это мне, не Эстер, было холодно — и от ледяных капель, и от ледяных слов той, которую я считала если не подругой, то боевым товарищем.
— Я не знаю, где правда, где вымысел, — продолжила Эстер. — Я знаю только, что не хочу больше войны. Два года в лесу дали мне очень много, и я хотела найти такого человека, который поможет мне всё исправить.
— И тут появилась я?