Розовый дельфин (сборник)

– Темноты, – ответила она, и даже в этом насыщенном мраке я заметил, как широко распахнуты ее глаза, – и того, что будет. И еще. Иногда мне кажется, что мы в какой-то мере являемся глазами их, – продолжила Алиса в той же непримиримой тональности. – Этот камень стоял тут несколько сотен лет и не был тронут. Думаешь, совпадение?

– Кого – их? – переспросил я, ловя себя на мысли, что пытаюсь искать в ней ответы на свои вопросы.

Моя спутница по жизненной кривой любила задавать немереное количество вопросов. В свое время это позволило нам остаться вместе и не быть разорванными исполинской силой отторжения старого и желания нового, потому что я умел находить ответы на самые странные ее вопросы. В этом смысле она навсегда осталась маленькой Алисой, постигающей мир или, как можно выразиться сейчас, находящей подтверждение ему в моих словах. А я был ее белым кроликом. Но не тем, за которым прекрасная крошка шагнула в глубокую кроличью нору. А подопытным. В нынешнем свете метафора так выглядела точнее.

– Как называется ваша раса? – пересохшим голосом спросил я у новой Алисы, когда мы первый раз вступили в апартаменты формы шоколадных плиток.

Я злился на нее, катал желваки, кусал губы в невидимой борьбе. Я выпросил черный комбинезон с карманами и убрал в него руки, прогуливаясь в новом обиталище с независимым видом.

– Гуннулы. Мы лидеры в федерации нескольких рас, – виновато ответила, как ни крути, моя неземная женщина. Она старалась держаться у меня за спиной, теряясь от хлесткого взгляда, который тыкался по углам, точно слепое насекомое.

– И как называется ваша планета? – вопрошал я предельно сухо, намеренно обращаясь ко всему инопланетному множеству в ее печальном лице. А еще я щурился от непривычного света, в котором было больше серебра, нежели я привык у себя на Земле. Свет был очень яркий, пронзительный, чуть бирюзовый и заставлял щурить глаза, но так было ровно треть времени, а большей частью над Гуннулом стояла ночь. И не было вкуса металла, к которому я привык там, разбив ионизатор.

– Планета Гуннул… – отвечала Алиса, покусывая губы тоже, но по другой причине, и мелькая размытой фигурой в уголках моих суровых глаз. – В созвездии Скорпиона… – Обширные туманы вечными телами стелились вдоль гор, иногда бывая декоративно низкими, иногда – рослыми и клочковатыми.

– Это ее я вижу за окном? – вперился я булатным взором в широкое стекло, молчаливо-красноречивое.

– Да, – не без гордости подтвердила она.

Я углубился в параллелепипеды комнат, наблюдая одинаковый телесный цвет полов и потолка, при заковыристости витиеватого черного узора в некоторых комнатах и при общей чуть тонированной прозрачности стен. Позже я узнал, что линзы этих стен делались из полимера, что высвечивал темноту насквозь, создавая иллюзию дня на улице. Изнутри жилье подсвечивалось длинными лампами, поливающими пространство мерным светом свинцового цвета, но одуванчиковой легкости.

– Покажи мне себя, – резко сказал ей я, вернувшись после медлительной прогулки по своему новому дому, насмотревшись в идеальные окна на горные виды и рыжие, и седые леса, и небо непривычно белое, до боли в глазах. Предметов в новом доме было немного, гуннулы явно исповедовали минимализм, а небольшие коробочки, оставленные то там, то здесь, – внешне не признавались в своей функции, чаще сливаясь с полом.

– Показать себя? – Этой фразой Алиса была изловлена почти подле самого выхода, за округлой дверью которого назойливо маячил первый посетитель. Потом их будет очень много – от политиков и военных до журналистов и телевизионщиков, зловещих сектантов и просто любопытствующих.

– Ты отличаешься от того, к чему я привык? – устало процедил я, вспоминая зубастые лица увиденных гуннулов-охранников.

Женщин этой расы я не видел, и мне стало интересно.

– Отличаюсь. – Алиса обернулась ко мне, на прекрасном слепке лица покоилась холодная, но улыбка.

– Я хочу видеть! – Тон мой не терпел возражения.

– Не боишься? – большими глазами задала она вопрос.

– Нет! – ответил я, подмечая, что глаза ее становятся еще больше.

– Почему? – грудным голосом выдохнула моя врагиня, продолжая меняться в лице.

– Я знаю тебя столько лет. – Голос мой чуть размягчил собственную твердость. – Я знаю твой запах… твой голос. Ты слишком моя, чтобы я мог ошибаться или бояться. – Последнюю фразу я произнес почти немо.