Розовый костюм

В коробке лежало вечернее платье. Оригинал был создан Ниной Риччи – лиф без рукавов густого коричневого цвета и длинная желтая шелковая юбка с большим шелковым бантом на талии. Супруга Президента ненавидела коричневый, и в «Chez Ninon» эту модель воспроизвели в черном цвете, но Кейт оригинал очень нравился, и для Мэгги она его повторила в точности. И даже сама связала широкий желтый кушак, как того требовал дизайн Нины Риччи. На один только кушак у нее ушло больше месяца.

– А это платье ты могла бы надеть и сегодня вечером – просто так, для развлечения.

В ответ Мэгги швырнула коричнево-желтое платье поверх того, светлого. Кейт просто глазам своим не верила. Она вложила в эти вещи столько труда…

– Если ты не будешь с должным уважением относиться к этим вещам…

– То ты перестанешь их шить? Так я именно этого и хочу! Я бы очень хотела, чтобы ты перестала все это шить. Ведь я уже сто раз тебе говорила, что это для меня чересчур. Все они для меня чересчур.

– Ты могла бы время от времени их надевать…

– Кейт, это одежда для конных прогулок, для того, чтобы всю ночь танцевать на балу в иностранном посольстве.

– Но ведь это так красиво!

– Люди надо мной смеются, Кейт. Смеются! Причем иногда прямо в лицо!

В эту минуту Мэгги вовсе не выглядела хорошенькой фарфоровой куколкой. Скорее перед Кейт стояла неприрученная дикарка, обладавшая такой красотой, которая способна заставить моряков направить корабль прямо на скалы. Старые грязные туфли Мэгги попирали груду роскошных платьев, созданных Кейт. Букле цвета слоновой кости. Нежный желтый шелк. Кейт невыносимо было видеть, как безжалостно ее сестра обращается с такими чудесными вещами.

– Мэгги, прошу тебя…

– И то, как ты обозвала приятельницу Патрика, и то, что тебя рвало в мужском туалете, – это тоже чересчур, Кейт! Ты была пьяна! О тебе уже люди болтают.

– Неужели тебе все это Патрик сказал?

– Нет. Он сказал только, что ты явно переутомилась. Но это он просто из вежливости. Когда не хотят говорить, что человек пьян, говорят, что он «просто очень устал».

– Почему ты на меня злишься?

– Потому что ты ведешь себя так, словно для тебя никакие правила не писаны. А ведь правила пишут как раз для таких людей, как мы, Кейт!

Кейт заметила, что на шерсти цвета слоновой кости уже появилась некрасивая затяжка от башмака Мэгги, и почувствовала почти физическую боль.

– Подумай о Маленьком Майке, – сказала Мэгги. – Дети очень жестоки. А ведь он в этом году пойдет в школу. Мы не допустим, чтобы его дразнили – из-за этой Супруги и из-за тебя!

Кейт вдруг показалось, будто мир вокруг поставили на паузу. Или совсем выключили. Еще в ту ночь, когда Патрик на лестнице пел «Боже, храни королеву!». А ведь девицы смеялись, увидев, как Кейт ждет Патрика у дверей мясной лавки. И даже миссис Браун… хотя она, пожалуй, проявила вполне искренний интерес и к самой Кейт, и к Первой леди, но разве можно знать наверняка…

– Значит, все смеются? – спросила Кейт и услышала в собственном голосе боль и обиду.

Мэгги тоже это услышала и немного смягчилась.

– Только не Патрик, – сказала она. – Он не смеется.

Но ты-то смеешься, думала Кейт. Ты-то смеешься!

Говорить им больше было не о чем, и Кейт вышла, аккуратно притворив за собой дверь и оставив сестру стоять на куче самой изысканной одежды в окружении целой крепостной стены из «гробиков», в которых была похоронена жизнь совсем другой женщины.

В воскресенье утром Кейт в полном одиночестве сходила к мессе, а затем села на поезд и доехала до станции «Гранд сентрал», чтобы позавтракать в закусочной-автомате «Хорн и Хардар». Мейв говорила, что это хорошее место и туда вполне можно пойти, если нечего делать. Кейт провела там почти весь день, наблюдая, как туристы и просто пассажиры метро бросают в щель монетку, поворачивают ручку, открывают маленькую дверку и достают оттуда подносик с заказанной едой. В закусочной было очень чисто, горел яркий свет, и вообще это было такое место, где тебя никто не знает, где можно спокойно выпить чаю и съесть пирог с кокосовым кремом, и с тобой никто не заговорит, и никто не будет разочарован тем, кто ты и какая ты.