Розовый костюм

Свитер был довольно старый, сильно потертый. И пахло от него каким-то отбеливающим средством, но все равно запах был лучше того, которым пропиталась почти вся остальная одежда Пег: странной смесью аромата ее любимых фиалковых духов и пыли. Ее одеждой был забит целый шкаф, и висела она точно в том же порядке, в каком ее оставила хозяйка.

– Для чего ты все это хранишь? – спросила Кейт.

– Я и сам толком не знаю, – ответил он.

Просто он очень по ней скучал. Как и Кейт.

Томатный суп какой-то неведомой фирмы, Кейт даже названия такого никогда не слышала, оказался практически несъедобным. И вкус у него был совершенно не томатный. Жуткая дрянь. И все же она быстренько его съела и осталась по-прежнему голодной, прямо-таки чудовищно голодной. Но сочла, что обидела бы Патрика, спросив, нет ли в доме какой-то другой еды. А попросту встать и самостоятельно порыться в буфете и холодильнике она не могла себе позволить. Это была не ее кухня и не ее кладовка. Пусть Пег умерла, но все это было только ее и всегда будет принадлежать ей.

Патрик как-то уж очень притих. Впрочем, и сама Кейт в основном помалкивала. Существуют разные виды молчания. Это молчание, например, было наполнено словами, которые никак не могли быть произнесены вслух.

В конце концов они не выдержали и включили телевизор.

– Хочешь стакан воды? – спросил Патрик.

– Да. Спасибо.

Кейт казалось, что они снова стали чужими друг другу.

Впрочем, скромности ей явно не хватало. Одетая в рубашку Патрика и свитер его матери, Кейт чувствовала себя очень неуютно, сидя рядом с Патриком в пустой квартире и глядя на экран телевизора. Хотя пьеса «Мои три сына» была очень симпатичная. Патрик сразу включил именно ее. У вдовца было три сына, очень милых, разного возраста и очень похожих на шотландцев. Впрочем, у них и имена были соответствующие: Фред Макмарри и тому подобные; но вслух их национальность никто не обозначал.

– Зато у них красивые волосы.

И как только Кейт это сказала, она тут же стащила с себя свитер Пег. Она уже и говорить начинает как Пег! Бормочет всякую чушь, глядя на экран! «Красивые волосы», надо же! Неужели с ее языка могло сорваться такое? Хотя ведь это чистая правда: волосы у Макмарри и впрямь лежали на редкость красиво, хоть и были весьма шаловливо растрепаны.

Патрик, казалось, настолько углубился в собственные мысли, что, пожалуй, и не видел, что происходит на экране; он сидел перед телевизором, и голубые отблески играли на его лице, высвечивая яркие, но усталые глаза.

Кейт точно не знала, когда именно ее сморил сон, но, когда она проснулась, ей показалось, что уже глубокая ночь. И в окнах телефонной станции не горел свет, как обычно.

– Наш телеканал завершает свои передачи…

Экран телевизора померк, и комната наполнилась пронзительным, как у свиньи, электронным визгом. Кейт поспешила выключить телевизор. Свиней с нее пока хватит. Все еще очень сонная, она не сразу сообразила, где находится, и громко спросила:

– Патрик, ты где?

В квартире было темно. Но, казалось, это совсем не та темнота, к которой привыкла Кейт. Ее квартира была гораздо тише и смотрела на реку. А квартира Патрика окнами выходила на самый оживленный конец Бродвея. И стоило Кейт выключить телевизор, квартира сразу наполнилась самыми разнообразными звуками. По улице туда-сюда ходили люди, ездили машины, из пабов выходили запоздалые посетители. Даже в воскресенье некоторые пабы всю ночь держали заднюю дверь открытой, чтобы те, кто работает по ночам, мог еще до рассвета быстренько проглотить свой «жидкий завтрак» – пинту пива с разбитым туда сырым яйцом. Наверняка было уже за полночь, и выпивохи с осоловелым взглядом плелись домой, то сползая с тротуара на проезжую часть, то снова возвращаясь на тротуар. Некоторые пели старые песни, некоторые предпочитали новые. Одни что-то выкрикивали, обращаясь друг к другу. Другие, задрав голову, пытались докричаться до Бога. Но не до того Бога, которому молилась Кейт, а до другого, сердитого, сидящего у себя в раю и не желающего тратить время на всяких дураков. Время от времени по улице, визжа тормозами, проносились пожарные или полицейские машины – они мчались туда, где случилась какая-то беда. Прошла группа телефонисток, то ли закончивших смену, то ли только еще приступающих к работе. И постоянно гудели автомобильные гудки. Квартира Патрика находилась на втором этаже, прямо над магазином, и улица здесь казалась гораздо ближе и шумела гораздо громче, чем в квартире у Кейт.

Если я буду здесь жить, значит, я всю оставшуюся жизнь буду слушать эти звуки и смотреть, как закрываются все эти заведения, подумала Кейт и вздрогнула, точно от холода. Не получалось даже представить себе, как Пег ухитрялась терпеть весь этот шум.

– Патрик?