Розы на снегу

…На жестокую огневую схватку с фашистом, засевшим у валуна (прополз все-таки, гад, по кустам!), ушли последние патроны. Автомат стал ненужным. Рука сжимает теперь пистолет. Но тот серый, у валуна, больше не поднимается. Свитер под ватником уже весь пропитан кровью. Кружится голова…

С чего начался сегодняшний день? Как всегда, задание давал сам командир. С задания возвращались группой. Перебрасывались шутками. Было легко и радостно. Но вдруг нарвались на засаду. Выстрелы раздались, когда, казалось, все опасности были позади…

…Они идут. Скрипит под ногами снег. Они согнули спины и направили на него все стволы своих винтовок и автоматов. Они боятся его!

Скрипит снег. Они крадутся к нему… Комсомольцы не сдаются!

* * *

Николай Васильевич Козырев, бывший командир Полновского партизанского отряда, седой человек с задумчивым взглядом, рассказывает о последнем бое комсомольца Леонида Богданова. Рассказ прост, как боевое донесение:

Н. В. Козырев с учениками яммской школы.

— В декабре сорок второго года группа партизан нашего отряда под командованием Петра Екимова возвращалась на базу с задания. Фашисты по следам на снегу установили путь наших ребят. В Сороковом бору, вблизи заброшенного хутора Янсон, окружили их. Завязалась перестрелка. Силы были явно неравными. Погиб Хрюкин, Иванов. Карателям казалось — исход боя ясен. Но бойцы наши под плотным огнем противника рассредоточились в ельнике. Леонид Богданов прикрыл отход товарищей.

Но не здесь погиб Леня. Дав уйти товарищам, он все-таки и сам сумел вырваться из огненного кольца. Долго брел лесными тропами. Враги шли по пятам. Они настигли Богданова невдалеке от речки Белка, за которой была твердая партизанская земля.

Леня залег в ложбинке на самой опушке леса. Стрелял редко, — берег патроны. Бил точно — навечно остались зимовать в поле несколько гитлеровцев. Но вот смолкли и пистолетные выстрелы. Каратели ни с места — боялись: вдруг гранатой встретит? Когда же наконец подползли к лежащему Богданову, то увидели: партизан мертв. Последний патрон комсомолец сберег для себя.

Василий Топильский

ПРОЩАЛЬНЫЙ ПРИВЕТ

Наступила зима 1942 года. Лютует январь трескучими морозами. Сутками метут метели, занося окопы, землянки, амбразуры огневых точек.

Наш передний край обороны проходит недалеко от Старой Руссы — тихого древнего города. Занятый врагом, он словно вымер. Люди прячутся по своим квартирам, не зажигают огней, стараются не попадаться на глаза фашистам. По утрам на заборах они читают приказы:

«В течение 24 часов сдать в комендатуру теплые вещи… Кто не выполнит приказа, подлежит расстрелу»; «Всему взрослому населению выйти на расчистку дорог от снега… Кто уклонится от работы — расстрел».

До боли сжалось у людей сердце, когда гитлеровцы расклеили плакаты, в которых сообщали о взятии Москвы и Ленинграда. Но однажды после утихшей пурги староруссцы вышли на очистку улиц и на заборах рядом с фашистским плакатом увидели небольшую листовку. В ней говорилось:

«Дорогие граждане Старой Руссы! Все, о чем брешут фашисты, — враки. Если бы гитлеровцы взяли Москву и Ленинград, то почему же они так укрепляют свои позиции у стен нашего города? Нет! Ленинград стоит, борется, а под Москвой врагу наши бойцы дали такую трепку, что они и поныне никак не очухаются. Держитесь, товарищи, и под Старой Руссой скоро дадут фашистам прикурить, силы наши растут и крепнут!»

В Старой Руссе и ее окрестностях оборонялась 290-я немецкая пехотная дивизия, поддерживаемая несколькими артиллерийскими полками и авиацией. Наступавшая на старорусском направлении наша 11-я армия своими активными боевыми действиями вынудила фашистское командование срочно перебросить в район Старой Руссы свои резервы, У стен города вспыхивали ожесточенные бои. Все чаще и чаще жители слышали артиллерийскую канонаду. От взрывов дрожала земля, вылетали из окон стекла.