Ртуть

Элиза растерялась. В этот миг д’Аво ловко развернулся на каблуках и схватил её под локоть. Элизе ничего не оставалось, кроме как пойти с ним, и постепенно стало ясно, что они направляются к Этьенну д’Аркашону. А тем временем в самом дымном и тёмном углу комнаты всё смеялся и смеялся господин Слёйс.

Париж

Кое с чем ты, по-видимому, уже столкнулся – ты весь в грязи из Трясины Уныния; а Трясина эта – только начало бед для идущих этим путём неизбежных; слушай внимательно, я ведь много старше тебя!

Джон Беньян, «Путь паломника»

весна 1685

Джек сидел по шею в навозе от белых, красноглазых коней герцога д’Аркашона, стараясь не корчиться от того, что целые легионы жирных личинок объедают мёртвую кожу и мясо по краям раны. Рана чесалась, однако не болела, только пульсировала. Джек не знал, сколько дней здесь пробыл, но, слушая колокола и глядя, как пятна солнечного света пробираются по конюшне, догадывался, что сейчас около пяти часов дня. Послышались приближающиеся шаги, затем скрежет ключа в замке. Если бы его удерживал в конюшне один этот замок, Джек давно сбежал бы, однако он был прикован за ошейник к колонне белого камня, и цепь длиной в несколько ярдов позволяла ему самое большее зарыться в тёплый навоз.

Засов отворился, и в клин света вступил Джон Черчилль. В отличие от Джека он был не то что не в дерьме – как раз наоборот! На нём был украшенный самоцветами тюрбан из блестящей парчи, что-то вроде халата, тоже очень богатое, и старые стоптанные сапоги; кроме того, он был вооружён до зубов – ятаганом, пистолетами и гранатами. Черчилль с порога произнёс:

– Заткнись, Джек, я иду на бал-маскарад.

– Где Турок?

– Я поставил его в стойло. – Черчилль указал глазами на соседнюю конюшню.

У герцога было много конюшен – эта, самая маленькая и неказистая, служила только для перековки лошадей.

– Значит, бал, на который вы собрались, будет здесь.

– Да, в особняке д’Аркашона.

– И кем вы будете? Турком? Или берберийским корсаром?

– Я похож на турка? – с надеждой спросил Черчилль. – Насколько я понимаю, ты лично их видел.

– Нет. Лучше назовитесь корсаром.

– О, этих я видел лично.

– Ну, если бы вы не путались с любовницей короля, он бы не отправил вас в Африку.

– Да, было такое дело. В смысле, он отправил меня в Африку, но я вернулся.

– И теперь он в могиле, а у вас с Аркашоном будет тема для разговора.

– О чём ты? – мрачно спросил Черчилль.

– Вы оба хорошо знаете берберийских корсаров.

Черчилль опешил – мелкое удовольствие и незначительная победа для Джека.

– Ты хорошо осведомлен. Хотел бы я знать, всему свету известно, что герцог Аркашон имеет дело с Берберией, или это ты такой особенный?

– А что, похоже?

– Говорят, что Эммердёр – король бродяг.

– Тогда почему герцог не поселил меня в лучших своих покоях?

– Потому что я немало постарался, чтобы твоя личность осталась неизвестной.

– А я-то гадал, почему до сих пор жив.

– Если бы они узнали, кто ты, тебя бы несколько дней кряду рвали железными клещами на площади Дофина.

– Отличное место – вид оттуда красивый.

– Это всё, что ты хочешь сказать в благодарность?

Молчание. По всему особняку Аркашона со скрипом открывались двери, словно мобилизуясь для бала. Джек слышал, как бочонки катят через двор и (поскольку к дерьму уже принюхался) ловил аромат жаркого на вертелах и пирожных, вынимаемых из печей. Были и менее приятные запахи, но Джек выбирал лучшие.

– Мог бы по крайней мере ответить на мой вопрос, – сказал Черчилль. – Все ли знают, что герцог тесно связан с Берберией?

– Здесь не помешала бы встречная любезность.

– Я не могу тебя выпустить.

– Я вообще-то думал о трубочке.

– Забавно; я тоже. – Черчилль подошёл к двери конюшни и, знаком подозвав мальчика, потребовал des pipes en terre, du tabac blonde и du feu[89].

– Так король Луй тоже будет на маскараде у герцога?

– По слухам, он готовит костюм в Версале, в большой тайне. Говорят, что-то невероятно дерзкое. Все французские дамы трепещут.

– Разве это не постоянное их состояние?

– Мне знать не положено. Я женился на строгой, некоторые бы даже сказали – суровой английской девушке по имени Сара.

– И кем же нарядится она? Монахиней?

– О, она в Лондоне. Я тут с дипломатической миссией. Тайной.

– Вы стоите передо мной в таком наряде и уверяете, будто миссия тайная?

Черчилль расхохотался.

– Вы меня за недоумка держите? – продолжал Джек.

Боль в ноге раздражала непомерно, а от того, что он часто дёргал головой, отгоняя мух, ошейник до крови натёр кожу.

– Ты до сих пор жив только из-за своего теперешнего недоумия, Джек. Известно, что Эммердёр умён, как лис. Из-за невероятной глупости твоих поступков никто пока не додумался, что ты – это он.

– И как во Франции наказывают недоумков, отчебучивших ужасную глупость?