Рубеж

Не смеялся Иегуда бен-Иосиф. Не горевал. Просто сказал – словно крышку домовины захлопнул.

Намертво.

– Пан сотник! Пан Логин! Да чего это? Чего делать-то?

Оглянулся Логин – никого не видать. Затянуло, залило киселем розовым, крики – словно шепот…

Хлопцы, хлопцы!

Втянул голову сотник в широкие плечи. Глупую голову, себя и черкасов верных сгубившую. И тела их, и души. Эх, дурень он, Логин, старый дурень! Одно осталось – как в пекло провалиться, самому себе кару выбрать – и чтоб пострашнее, в самой гуще адовой!

Отче наш, иже еси…

Отче наш, иже…

Тьфу, пропасть, забыл!

Юдка душегубец

Шма Исраэль! Адонаи элегейну, Адонаи хап… Слушай, Израиль! Б-г наш, Б-г сильный…

Нет, поздно! Поздно!

Здесь уже нельзя молиться! Запечатаны уста, и крепка та печать, ибо наложена она от Его имени. Молиться надо было раньше, глупый жид! Раньше – когда этих гоев в Ворота вел! А ведь знал! Все знал – с того самого мига, как Досмотр голос подал! Дружина Самаэлева, Малахи Защиты – в клубящемся пламени, в огненных латах! Не пропустят, не пощадят!

Малахи Защиты! Что перед ними силы всех Сосудов? Пыль! Просто пыль под ногами!

Я видел их. Видел – и все равно повел – прямо в Шеол, в безвидность, в Левиафанову бездну! Сперва – туман, затем пламя, а после – грязная жижа, твердеющая, словно диамант.

И все!

Навсегда!

Я знал, что так будет. Смерть, Двойник и Пленник встретились.

Знал – но только не думал о таком.

Дорого вам обойдется Иегуда бен-Иосиф, маленький сопливый мальчишка из распятой Умани! Горе тебе, проклятый Вавилон!

Горе!

…И воззвал Самсон к Г-ду и сказал: Святой благословен Ты! вспомни меня и укрепи меня только теперь, о Б-же! чтобы мне в один раз отмстить филистимлянам за два глаза мои. И сдвинул Самсон с места два средних столба, на которых утвержден был дом. И сказал Самсон: умри, душа моя, с филистимлянами!..

Умри, душа!

Умри с филистимлянами!

Умри!

Чтобы никто, никогда!..

…И была молния темной, и треснула диамантовая твердь, разлетаясь в прах, и стали кости мои водой, и дрогнуло сердце мое пред страшной яростью Того, Кто пришел сюда в небесном огне…

Логин Загаржецкий, сотник валковский

…Когда же грохнуло, ударило сотней гармат и голубое пламя весело засияло сквозь проклятый розовый камень, понял он – зря глумился клятый жид над Сыном Божьим. Есть бог на свете! Есть! Не забыл он о славных хлопцах, о черкасах гетьманских!

– Нумо, панове-молодцы! Живы?

– Живы, батьку! Живы! Хвала Матинке-Богородице!

Справа – Ондрий Шмалько, друзяка старый, сзади – Свербигуз, удалая башка…

– Живы, пане сотник! От, химерия, не пили ж вроде!

– И мы живы, пане Логин! И я, и Мыкола, и Петро!

А вот и Нагнибеда! И Хведир Еноха!

Рука клала крест твердо, словно гвозди вбивала. А голубой свет становился все сильнее, рушилась розовая твердь, вновь становясь огнем, уходя куда-то вверх…

«Ордынка» вылетела из ножен. На верном клинке засветилось пламя – голубое, веселое.

Даже оглядываться сотник не стал. Потом поискать можно будет, кому за спасение кланяться, за чье здравие свечи перед Покровой ставить.

Потом!

– Шабли вон! Пики к бою!..

Краем глаза заметил безумный взгляд Иегуды бен-Иосифа. Безумный, полный ужаса. Длинные тонкие пальцы вцепились во вставшую дыбом бороду.

Легко засмеялся сотник Логин, чуть ли не простив в душе клятого жида. Вот ведь умный, а дурак! Каркал себе, каркал, Самаэлей всяких поминал! Не те они Самаэли, чтобы черкаса съели!

– Ондрий! За жидом приглядывай! Если надо – штаны ему поменяй!

Справа веселый свист – понял есаул. Не упустит!

…А розовое пламя отступало, вновь становясь туманом, и били голубые молнии – с грохотом, с громом, разметая клочья по черному небосводу.

Пан Логин провел запястьем по усам. Ну, будет дело!

– Эй, хлопцы! Поводья подобрать! Рысью!..

– Куда? Куда ехать?

Резкий крик Хведира-Теодора заставил поморщиться. Небось со страху кричит, долгополый бурсак! Или окуляры потерял, проглядеть боится?

– За мной! Вперед!

– Направо!

Ударили копыта (ударили! не в туман, не в кисель – в твердую землю!), и сотник так и не понял, кто посмел ему перечить. Голос вроде незнакомый. И громкий – словно гром.

– Направо!

– Вперед!

Гаркнул что есть сил, надеясь перекричать, переорать того, кто посмел его хлопцам приказы отдавать. Сказано вперед, значит – вперед!

– Направо! Направо нам, пан сотник!

Уже не гром грянул – сопляк-Хведир голос подал. Ну, покажет он этому заморышу!

– Вперед, хлопцы! Впере-од!

* * *

Небо светлело, отступала тьма, сменяясь серым сумраком. Под копытами – неровный камень, по бокам – то ли могилы степные, то ли целые горы.

Наверху… Чисто наверху – ни розового огня, ни голубого. И солнца не видать – не иначе тучи набежали.

– Эй, жиду! Пане Юдка! Никак прорвались?

Спросил просто так – для души. И вправду, чего тут отвечать? Сразу понятно!

Слева молчали. Сотник хмыкнул, повернулся в седле.

Все то же безумие светилось в темных глазах Иегуды бен-Иосифа. Все так же мяли пальцы рыжую бороду.

– Не боись, жиду! – засмеялся есаул Шмалько, поправляя съехавшую на ухо смушковую шапку. – Сегодня, так и быть, на палю не посадим! А, пане сотник?