Рубеж

– Пусть кто-нибудь из вас позовет Дикого Пана к себе на перстень, или на цепь, на шаблю там, на пистолю – как сам захочет. Пусть скажет: «Пойдешь ко мне на перстень? на шаблю?..» И всех забот.

– А тебе-то что за радость с того дела? – подозрительно осведомился молчавший до сих пор Мыкола.

– А та радость, что в пекло не хочу! Боюсь. Заждались меня там с вилами. Или опять не верите?

– Вот в это верю, – хмыкнул Логин. – А чего ж тогда к кнежу на вареники не хочешь?

– Кнеж Сагорский хуже пекла. Выпьет он меня за один глоток. Для того глотка и просит.

– Ну, а мне, к примеру, кой прок тебя, чаклуна, на шаблю или пистолю брать? – не отставал Мыкола, выискивая скрытый подвох.

– Эх, пальцев нету! – сокрушенно вздохнула голова. – Давай так, черкас: я растолковываю, а ты загибай. Во-первых, пан сотник слово исполнить хочет. Пускай, я не против… Во-вторых, тем вы кнежу выбора не оставите, и останется ему угоду вашу честно выполнить, чтоб спастись. Без моей силы ему иной дорожки отсюда нет! А в-третьих, и тебе лично корысть: возьмешь меня на шаблю – зело зла шабля в рубке станет, спасу от нее врагам не будет! Возьмешь на пистолю – ни промаха, ни осечки не даст пистоля! А возьмешь, к примеру, на перстень – удачу тот перстень тебе принесет, хоть в карты, хоть в кости. Ну и моя корысть последняя. Уж лучше шаблей или камнем-яхонтом, чем в пекле на сковороде или у кнежа в утробе ненасытной!

– Складно да гладко пан Мацапура речь держит, и всем от его пропозиции польза изрядная получается, – протянул раздумчиво Теодор-бурсак. – Однако же имею я некое сомнение…

– …что брешет он, паскуда! Под монастырь нас всех подвести хочет! – закончил за него есаул.

Голова молчала.

Ждала, что решат.

– Может, в кулемет его подсадить? – предложил вдруг Юдка. – Нивроку, злобная махиния выйдет, панове, доложу я вам! Что, пан Станислав, пойдете…

– Пан Станислав?! – неожиданно взвилась из угла Ирина Логиновна. – Он не пан Станислав! Брешет он все, собака! Пан Станислав… он настоящий шляхтич был, и умер как лыцарь!

– То есть как это – пан не пан?! Эй, доню, ты говори да не заговаривайся! Ишь, лыцарем он помер, вражья душа!

– Батько! Вы, когда замок Мацапурин взяли, подвал обшарили?

– В первую голову! Тебя искали. А нашли только шляхтича убитого и мертвяка живого, погань такую, прости Господи! Ну, мертвяка хлопцы, ясное дело, в капусту…

– Вот шляхтич убитый и был пан Станислав! Подлинный! Мы с ним в одном подземелье сидели, он мне все рассказал! Все! Этот…

Девушка указала в сторону примолкшей головы и отдернула руку, словно боясь обжечься или замараться.

– Этот был его отцом! Был! пока однажды в городе Париже…

– …на Гревской площади, – слова сами вырвались из уст Сале.

Сотникова дочка на миг осеклась.

Резко обернулась к женщине-Проводнику.

– Как?! И ты тоже знала?!

– Теперь знаю, – мягко уточнила Сале. – А раньше… видение мне было. Видение и голос: «Гревская площадь». Казнь видела. Казненный на нынешнего господина Мацапуру смахивал. А когда ему отсекли голову и народ начал расходиться, то к палачу подошли…

– …высокий светловолосый пан и мальчик! – подхватила панна сотникова. – Пан Станислав мне рассказал! Настоящий пан Станислав! То были его батька и он сам! И батька его позвал ту пекельную тварь к себе на цепь! Вон, поглядите: голова уж другая – а тварь старая! То не пан Станислав! То вообще не человек!

– А кто? – выдохнул Мыкола, запоздало крестясь.

– Приживник, – слово упало из уст Сале тяжелым камнем.

Пошли круги по залу. Тихие, страшные. Женщина чувствовала: все взгляды сейчас устремлены на нее. Что ж, они правы, эти люди: сказавший «афаль», да скажет «бар». Их свела Судьба, и теперь им суждено вместе спастись или вместе погибнуть.

Они вправе знать все, что знает она.

– Приживник, господа, насколько мне известно – это бестелесное существо с очень большой жизненной силой. Может жить в человеке, в оружии, в драгоценных камнях… иногда – в старых зеркалах. Но предпочитает человека. Если же подселится – постепенно выдавливает… нет, скорее переваривает, съедает хозяина. И захватывает тело. Говорят, случалось: напрямую из тела в тело переходил, но чаще – через вещи. Сперва позвать просит, а там…

Сале на миг умолкла, собираясь с мыслями, и в образовавшуюся паузу вклинился изумленный вопрос сотника Логина:

– Это как же выходит, пышна пани? Значит, Приживала твой – дух злой, навроде беса? души жрет?

– Нет, сотник, – ответ каф-Малаха, о котором все забыли, прозвучал неожиданно резко. – Глупости это. Суеверия. Приживник – отнюдь не злой дух, что человека пожрал. Наоборот. Это человек, пожравший злого духа.

Сале Кеваль заметила: произнося слова «злой дух», каф-Малах всякий раз усмехается.

– Вы хотите понять. Вижу, – помолчав, вновь заговорил исчезник. – Я попробую. Только словами – трудно. Надо показать. Иди ко мне, Иегуда бен-Иосиф. Поможешь. Ты ведь уже почти понял… тебе будет легче.

* * *

Мгновение Юдка колебался. Лоб морщил. А потом кивнул согласно и шагнул к каф-Малаху.

Хотел было сотник Логин еще о чем-то спросить, да забыл о чем.

Где тут вспомнить, когда обеспамятел.