Рубеж (сборник)

Как бы то ни было, единственными детьми, которые станут сопровождать его на пути сквозь уготованные ему столетия, будут его книги. Ему не удалось достичь того бессмертия, которое доступно любому: он не смог продлить себя в своих потомках. Ими стали его книги. Когда выяснилось, что они с Элизабет не могут иметь детей, для Талбота писательство приобрело особый, непонятный многим прочим смысл. Он увидел в романах, повестях, рассказах настоящих своих сыновей и дочерей и хотя бы так мог наслаждаться счастьем, которого была лишена Элизабет.

Следующим, кто заговорил с ним о бессмертии, стал священник.

Когда пришел священник, Талбот ничуть не удивился. Скорее, он был бы очень изумлен, если бы слуга Господа не явился к нему. Но теперь все было в порядке.

– Меня зовут Вильям Картер, – пастырь протянул руку. – Я бы хотел поговорить с вами.

Талбот машинально пожал ладонь священника, мимоходом почувствовав, что пальцы у того толстые и мелко мелко подрагивают.

Почему? Он настолько взволнован предстоящим разговором? Или просто боится меня?

– Я представляю… – тем временем проговорил Картер.

Талбот кивнул и пригласил священника в кабинет, где предложил ему кресло. Тот сел, поблагодарив.

– О чем вы хотели бы поговорить со мной, мистер Картер? – осведомился Талбот, присаживаясь в кресло напротив. – Вам чай? Кофе? Может быть, бренди? Признаться, я не уверен, что могу чем-либо помочь вам. Не назвал бы себя верующим человеком, если вы понимаете, о чем я.

Тонкая улыбка перечеркнула лицо Картера.

– Вряд ли вы можете чем-либо помочь мне, – сказал он. – Наверное, все обстоит с точностью до наоборот: я здесь, чтобы помочь вам.

– Мне? Чем же, интересно знать?

– Я пришел к вам, – голос священника неожиданно стал сильным, насыщенным интонациями, торжественным (наверное, именно так он читал по воскресеньям проповеди своей пастве), – просить отказаться от сделанного вам предложения. Откажитесь, мистер Талбот, умоляю вас! Будьте благоразумны, не совершите ошибки, к которой вас толкают. Да, признаю: эти люди делают все из лучших побуждений. Но не зря ведь говорят, что благими побуждениями вымощена дорога в ад. Не потеряйте настоящий шанс на жизнь вечную, не променяйте бессмертие грешного тела на вечное блаженство бессмертной души!

Вы что, все сговорились?!

– Да вы в своем ли уме? – ахнул Талбот. – Почему вы взялись указывать, что мне делать?!

Писателя едва не затрясло от негодования. Он может выслушивать советы от близких людей. Он может понять, почему миссис Вернон обратилась к нему. Да, пусть ее просьба была откровенным абсурдом, и она сама это прекрасно понимала. Младший брат имел право завидовать ему. Потому что… Потому что… Да черт возьми, потому что он был младшим братом! Но этот тип…

– Мистер Талбот, – с мольбой в голосе проговорил священник, – все равно ваше бессмертие – не настоящее.

Его пальцы, короткие, жирные, сплелись в клубок, напомнив неожиданно Талботу перепутавшихся между собой червей. Писателю вдруг стало противно. С чего этот тип с сиплым голосом взялся его поучать? Церковь, которую он представляет, обещает всем желающим жизнь вечную – но до сих пор ни один из претендентов не вернулся назад. А что бы стало лучшим аргументом в пользу жизни после смерти, если бы бог решился вдруг разом посрамить всех атеистов?

– Истинное бессмертие, – продолжал тем временем Картер, – лишь на небесах. Только душа может жить вечно. И только в том случае, если она это заслужила. Благими поступками, господин Талбот, благими поступками и праведной жизнью, а не чем-нибудь еще.

Мои книги – не что-нибудь еще. Мои книги – это мои дети, мистер Картер. Но вам никогда этого не понять.

Талбот нахмурился:

– Уходите.

Не сказал. Велел.

– Что? – спросил священник. Видимо, подумал, что ослышался.

– Уходите, – повторил Талбот. – Пойдите прочь. Могу даже сказать «убирайтесь», если вы хотите услышать что-нибудь в этом роде.

– Но, может быть, вы еще задумаетесь…

– Дверь у вас за спиной, господин Картер.

Если он скажет еще хоть слово, клянусь, я наброшусь на него с кулаками.

Священник пятился к двери, продолжая бормотать что-то невнятное, но Талбот уже не слушал его. Он устало опустился в кресло и отвернулся, не желая больше видеть этого человека. Когда неожиданный гость ушел, писатель набрал номер ближайшего полицейского участка. Блюстители порядка уже были в курсе и восприняли его просьбу как само собой разумеющееся.

Вскоре дом был окружен живой цепью, и полицейские кордоны пропускали кого-либо к дому Талбота лишь после согласия хозяина.

Несмотря на то что шеф полиции окружил дом своими людьми, еще один непрошеный гость добрался до Талбота.