Рубеж (сборник)

Мсье Леблан любил играть по отношению к сотрудникам роль заботливого папочки. При этом многих подчиненных директор отнюдь не превосходил возрастом, и со стороны смешно выглядело, когда Леблан, которому стукнуло пятьдесят четыре, общался, например, с семидесятитрехлетним бодрым старичком Мишелем Дюбуа, или консьержкой мадам Сонье, недавно отметившей восемьдесят шестой день рождения, но упорно отказывавшейся покидать свой пост.

– Наоборот, Серж, ты – один из лучших, ты достоин большего, чем рядовой экзорцист, и, будь уверен, в списке претендентов на премию по итогам года ты будешь стоять на первом месте.

– Но почему тогда вы заставляете меня работать в рождественские праздники?

Мсье Леблан поставил на стол острые локти, сцепил пальцы, водрузил на них подбородок и с хитрым прищуром сказал:

– Потому что я хочу дать тебе шанс, мальчик мой. Задание, которое, если ты с ним справишься, может стать легендой. После которого о тебе заговорят. И тебя ждет повышение, Серж, в перспективе – до начальника отдела. Ну как?

Директор довольно улыбался. Можно было бы использовать старое, навязшее в зубах сравнение с котом, вылизавшим дочиста банку сметаны, но для пушистого домашнего любимца мой начальник был слишком худ.

– А что будет, если я не справлюсь?

– Ничего, мальчик мой, – ухмыльнулся директор.

– Совсем ничего? – осторожно поинтересовался я.

– Совсем, – подтвердил мсье Леблан. – Совершенно ничего не будет – ни премии, мальчик мой, ни повышения. Забудешь ты об этом ой как надолго. Ну как? Согласен?

Мне осталось только спросить:

– Что за задание?

И когда директор мне ответил, я решил, что мсье Леблан рехнулся.

Но он посмотрел на меня своими добренькими глазками и ласково поинтересовался:

– Наверное, мальчик мой, ты думаешь, что я сошел с ума, если принял такой заказ?

Я помотал головой.

– Да ладно, знаю, что думаешь. Но эксперты утверждают, что это возможно. Так что – действуй, Серж. Все в твоих руках.

И я поднялся из уютного мягкого кресла и покинул директорский кабинет.

– Я в тебя верю, мальчик мой, – услышал я, закрывая за собой дверь

Да, мсье Леблан задал задачку! Я сходил в экспертный отдел, выслушал от наших яйцеголовых пространные речи, сплошь состоящие из головоломных терминов. Редкие человеческие слова, проскакивающие (скорее всего, по ошибке) в рассуждениях умников, были, в основном, такие: «мы предполагаем», «хотелось бы надеяться», «по нашим ожиданиям». В общем, ничего они точно не знали, но на мысль меня натолкнули. И я пошел в библиотеку, сидел там допоздна, потом набрал книг на дом – сколько смог унести.

Дома я первым делом позволил ссыпаться на пол стопке книг, которую держал снизу обеими руками и прижимал для надежности подбородком, разделся и позвонил маме. Я с ней давно не живу, но каждый год в отпуск обязательно езжу в гости.

– Здравствуй, мама, – сказал я, услышав в трубке родной голос.

– Привет, сынок. Как дела? Не женился еще? Не собираешься?

Ох уж эти мамы. Как будто на свете нет других серьезных дел.

– Нет, мама, как-то не получается. Когда-нибудь – обязательно, а пока что не выходит.

– Внуков хочу, – безапелляционно заявила мама. – Ты не знаешь, что это такое: дети есть, а внуков нет. Ты заставляешь меня страдать, сынок. Не стыдно?

– Стыдно.

– Эх… Не чувствуется искренности в голосе, Серж.

Вот такая у меня мама: любит ставить себе цели и достигать их. Вынь ей и положь жену и внуков.

Мы еще поболтали о том, о сем, я рассказал ей о задании, полученном от мсье Леблана, мама поохала и поахала, но в конце сказала:

– Ты справишься. Я в тебя верю, сынок.

На этом мы и попрощались.

Наступило первое декабря, и вокруг веселился Париж, готовясь к встрече Рождества. Мало кто сейчас помнит, что все эти елки и Санта Клаусы появились у нас не так давно: их занесли американцы, высадившиеся в Нормандии в сорок четвертом. До сих пор во многих домах елку не увидишь – по старинке висит где-нибудь веточка омелы. Вот и над дверью того особнячка, к которому я подъехал сейчас на своем стареньком автомобильчике, пристроился целый венок. Здесь явно помнят традиции. Наверняка, двадцать пятого декабря здесь будет ревейон, устроенный точь – в-точь как положено, как его устраивали предки хозяев особняка и сто, и пятьсот лет назад. Будет рождественское полено, и, думаю, не только в виде привычного рулета, поставленного на стол. В этом доме, голову даю на отсечение, будет настоящее полено, его польют горячим маслом и вином и сожгут в настоящем камине. Не может быть, чтобы здесь не нашлось камина. Подозреваю, что он тут еще и не один.

Вот с такими мыслями я выбрался из машины, с удовольствием примял начищенными туфлями тонкий слой снега, выпавшего сегодня ночью. Теперь, когда тротуары и крыши побелели, я готов признать то, что творится вокруг, зимой. Иначе можно считать декабрь последним месяцем осени.

Я взялся за ручку дверного молотка и несколько раз постучал.

Дверь распахнулась почти мгновенно. Миловидная горничная улыбнулась мне и спросила:

– Мсье Делю?

– Да, – улыбнулся я в ответ – Можно просто Серж.

– Нельзя, – покачала она головой. – Есть правила, знаете ли.