Рубикон. Триумф и трагедия Римской республики

Марий, конечно же, явил великий пример достойного подражания простолюдина. Достаточно блестящая военная карьера могла обеспечить новому человеку и славу, и возможность награбить состояние. Тем не менее без соответствующих связей получить командование было невозможно. В Риме не было военных академий. Штабными офицерами обыкновенно становились юные аристократы, умевшие потянуть за нужную веревочку. Цезарь никогда не получил бы возможности заслужить гражданский венок, не будь он патрицием. Теперь уже полученный военный пост мог принести свои проблемы. Продолжительные кампании, которые способны были принести известность и славу новому человеку, также удаляли его от Рима. Никто из борцов за свой успех не мог позволить себе долгой отлучки. Честолюбивые новички в политической игре обычно находились среди легионов, и даже получали иногда почетные шрамы, однако немногим удавалось заслужить известность подобным образом. Слава обыкновенно доставалась людям уже известным и знатным. И для нового человека самый надежный способ добиться победы в курсусе, достичь предельной славы — консульства — и заработать себе и своим потомкам право вхождения в ряды элиты предоставляла юриспруденция.

В Риме она вызывала всеобщий интерес. Граждане прекрасно осознавали, что законодательство Римской Республики определяет их статус и гарантирует права и, вполне понятно, были в высшей степени горды своей юриспруденцией. Среди прочих интеллектуальных занятий лишь в этой области они могли относиться к грекам свысока. Юриспруденция позволяла римлянам без конца напоминать о том, насколько «невероятно путаными — едва ли не граничащими с нелепостью — являются прочие законодательные системы в сравнении с нашей собственной!»[96]

С детских лет мальчики тренировали свой ум в толковании закона с той же целеустремленностью и настойчивостью, с которыми они тренировали свои тела для военного дела. Среди взрослых юридическая практика считалась единственной гражданской профессией, которую сенатор находил соответствующей своему достоинству. Так было потому, что юриспруденция являлась не чем-то отличным от политической жизни, а зачастую представляла собой смертоносное ее продолжение. Никакого государственного обвинения в Риме не существовало. Все иски возбуждались в частном порядке, предоставляя простейший выход для урегулирования различных раздоров. Обвинение соперника могло стать нокаутирующим ударом. Официальным наказанием лицу, уличенному в серьезном преступлении, являлась смерть. На практике, поскольку Республика не имела ни полиции, ни тюремной системы, осужденному предоставлялась возможность отправиться в изгнание и даже жить в роскоши, если ему удавалось вовремя прихватить достаточное количество движимого имущества. Однако политическая карьера его оказывалась законченной. Преступники не только лишались гражданства; их могли безнаказанно убить, ежели они осмеливались ступить ногой на италийскую землю. Каждый вступивший в курсус римлянин отлично понимал, что и его может ждать подобная участь. Только добившись административной должности, он приобретал иммунитет к обвинениям соперников, и то лишь на время нахождения у власти. Враги могли нанести удар именно в тот момент, когда срок государственной службы заканчивался. В таких случаях в ход пускалось все: подкупы, устрашение, беззастенчивое использование связей — только бы избежать обвинения. Когда речь шла о суде, никакой трюк не считался слишком подлым, никакая мерзость слишком грязной, никакая клевета слишком жестокой. Суд был схваткой не на жизнь, а на смерть — даже в большей степени, чем выборы.