Рубин из короны Витовта

Конечно, по случаю праздника всё было прибрано, вычищено и расставлено по местам. На полу, выложенном камнем, остался только объёмистый мешок с древесным углем, да и тот не лежал возле горна, как обычно, а стоял в углу. Что ж до плавильных тиглей, инструмента и драгоценных материалов, то всё это в полном порядке лежало на полках и в сундучках.

Внезапно уличный гомон словно ворвался в помещение. Минхель резко обернулся и увидал в дверях высокого человека с большой кожаной сумкой на плече. Догадавшись, что это какой-то заказчик, Ганс как можно вежливее предупредил:

– Сегодня день Святого Элигия. Мы не работаем…

– Я знаю, – спокойно ответил человек, зашёл в мастерскую, закрыл за собой дверь и только после этого сообщил: – Я цесарский радник Блюменрит.

У Минхеля отвисла челюсть, и он забормотал:

– Я извиняюсь… Если так… Я всегда…

– Вот и хорошо.

Приблизившись, важный гость открыл сумку и достал оттуда нечто завёрнутое в бархат. Потом осторожно снял ткань, и ошарашенный мастер увидел в руках радника княжескую корону. Дальше, не обращая ни малейшего внимания на растерянность Минхеля, Блюменрит положил корону перед мастером и сказал:

– Мейстер Минхель, я сюда по делу.

Привычный блеск золота вернул Минхелю возможность соображать. Он даже пропустил мимо ушей то, что раднику известно его имя, и спросил:

– Что я должен сделать?

– К этой короне надо приделать имперские дуги. Две, – для большей наглядности радник поднял вверх два пальца. – Только эти дуги должны быть чуть ниже, но в общем корона, которую ты сделаешь, должна напоминать цесарскую.

Поскольку речь шла хоть и о дорогом, но всего лишь заказе, Минхель перестал волноваться и уже по-деловому уточнил:

– Митру[151] в середине тоже делать?

– Конечно, – кивнул Блюменрит. – Будет только одно отличие…

Радник отчего-то помолчал, потом снова полез в сумку, достал оттуда большой, ярко-красный камень и, поднеся к короне, показал, где он должен расположиться.

– Примерно сюда закрепишь этот рубин, – и радник отдал камень мастеру.

Минхель, поняв, что необычный рубин должен крепиться в самом центре короны, ничего больше не спрашивая, принял драгоценность, и вдруг ощутил необычное воодушевление. Сначала он не придал этому значения, но позднее, когда радник уже ушёл, какая-то сила заставила мастера намного внимательнее присмотреться к рубину.

Прежде всего, Минхель проверил его на прозрачность, потом тщательно пересчитал грани, взвесил красный камень в руке, и только тогда внезапная догадка заставила мастера вздрогнуть. Он перевёл дух, снова осмотрел рубин со всех сторон, а потом с величайшей предосторожностью спрятал драгоценный камень в особый, окованный железом, сундук, и, повернув ключ, запер на замок крышку…

В трактир, где отмечалось окончание праздника, Ганс Минхель прибежал последним. Все братчики уже расположились за столом, и только Генрих Цотман, сидевший с краю, едва увидав Минхеля, встал и помахал ему рукой:

– Сюда, Ганс!.. Мы держим для тебя место!

Минхель скоренько уселся рядом с наилучшими приятелями, которыми были сам Генрих и ещё сразу три Хунрада (при одинаковых именах они имели разные прозвища), и наконец огляделся.

На длинном столе теснились деревянные тарелки с жёлто-жареной курятиной, нарезанной на куски кашей и мелко накрошенными овощами, причём, учитывая исключительность застолья, все блюда были не только приправлены петрушкой, но и густо посыпаны перцем. К тому же возле каждого братчика уже стоял кувшин с виноградным вином, куда для вкуса был добавлен мёд. Однако главным считалось жаркое, что в виде целой овцы готовилось рядом, над огнём очага, медленно поворачиваясь на вертеле, который старательно крутил поварёнок. Позднее, когда вина в кувшинах здорово поубавилось, а готовое жаркое прямо с огня было подано на стол, гомон братчиков, веселившихся вовсю, усилился. Тогда Генрих Цотман притянул приятелей ближе к себе и заговорщически прошептал:

– А что у меня есть… – и вытащил из-под стола стеклянную бутыль, заполненную прозрачной жидкостью.

– Что это? – спросил Хунрад Офелин.

– Дух вина, – с городостью сообщил Генрих, – spiritus vini.

– Неужто? – враз выдохнули Хунрад Кунлин и Хунрад Пейтингер, так как оба уже слышали о существовании этого чудодейственного элексира.

– Вот вам и неужто! – победительно усмехнулся Генрих и разлил содержимое бутыли по кружкам.

Все пятеро отведали напиток, и все, дружно поперхнувшись, враз закрутили головами. Потом, глядя один на другого осоловевшими глазами, принялись хвастаться. Не отстал и Ганс Минхель. Ощущая приятное тепло в чреве и удивительный шум в голове, он, понизив голос, сказал:

– А у меня есть «королевский камень»…

Про это диво и его чудесные свойства слышал каждый золотых дел мастер, и приятели восхищённо посмотрели на Ганса, ещё до конца не веря, что тот сказал им правду…

* * *