Удивительно, но кровь всё ещё текла из трупа, хоть и прошло почти полдня с его кончины. Всему виной были иглы, которые Ллеу вводил воину под кожу: смазанные чем-то жёлтым, они ослабляли трупное окоченение и заставляли кровь вновь циркулировать вопреки всем законам природы. Красные дорожки, бегущие по белому мрамору Безмолвного павильона, навевали дурные воспоминания из детства и юности. Куда ни посмотри, всюду здесь были или эти дорожки, или черепки в полах и стенах, служащие частью фундамента. Более-менее приятными взгляду оставались лишь пять алтарей, ныне почему-то пустующие, да костровая чаша, вокруг которой я и раскачивалась на носках, ожидая вестей.
– Драгоценная госпожа, вы точно не видели следов диких зверей на поле битвы? – уточнил Ллеу, ткнув длинной железной спицей в безобразную культю воина. Кожа на той выглядела как шов, разошедшийся на подкладке платья: и впрямь рваная, висящая клочками, словно руку воину отгрызли, а не отрубили. Ллеу принялся увлечённо ковыряться в ней, перебирая мышцы и сухожилия, на что я покачала головой, проглатывая тошноту. – Хм, странно… Я бы сказал, что это определённо сделал зверь. Или же нечто с челюстью как у зверя. Даже кости локтя раздроблены, словно воин угодил в медвежий капкан. Переломы и раны на ногах выглядят похожим образом. Нечто подобное я видел у охотников после встречи с горными львами, но они водятся только в Ши…
– Это могут быть увечья от сейда?
– Определённо нет.
Я испустила разочарованный вздох. Уж если сам Ллеу, у которого честолюбие с умом сочетались в равных пропорциях, до сих пор не дал чёткого объяснения произошедшему, значит, этого объяснения не даст никто. Мы снова имели дело не с людьми, не с драконами и даже не с богами – но с чем-то обитавшим за гранью. Что, возможно, породила я, как и предупреждал Совиный Принц.
Ллеу вытер тыльной стороной ладони лоб, блестящий от жара факелов, и меня снова затошнило: до чего же сильно он похож на Матти, даже когда разделывает труп! Его вороные волосы заметно отросли с левой стороны, но правая оставалась выбрита и увенчана элементами сигилов, как прежде. Серые глаза с изумрудными вкраплениями, прищуренные в полумраке павильона, всё ещё походили на лисьи, хитрые и проницательные, но сам Ллеу стал выглядеть куда безобиднее. Возможно, из-за отсутствия улыбки, что ещё полгода назад не сходила с его женственного лица. Теперь же я и вспомнить не могла, когда видела её в последний раз.
Казалось, Ллеу переживал гибель Оникса ничуть не легче моего, а может, даже тяжелее. Ведь если я потеряла отца, то он – надежду и веру не только в богов, но и в самого себя. Кто знает, не поэтому ли алтари и были убраны… Зато Ллеу несколько возмужал, прибавив в ширине плеч и крепости рук, даже порос островками щетины на впалых щеках. Возможно, так сказались на нём те дни, что он провёл в темнице в ожидании суда. Конечно, Ллеу сроду бы не поверил, что я действительно способна его казнить, но всё-таки удивился, когда я сохранила ему не только жизнь, но и титул. «Один верный сейдман стоит сотни верных хускарлов», – прошептал мне на ухо Гвидион тогда, и это поставило точку в моём решении.
Ллеу продлевал жизнь моему отцу долгие годы, а также приходился Гектору и Матти ближайшей роднёй. Я попросту не могла обойтись с ним сурово. Потому и ограничилась не изгнанием и даже не отстранением от службы, а тремя хускарлами, что отныне бдели за Ллеу денно и нощно, не оставляя его одного даже во время таких процедур, как эта. Сейчас их золотые наручи поблёскивали из темноты, скрадывающей силуэты под сводами колонн.
– Я смогу узнать, что случилось в Свадебной роще, – произнёс Ллеу вдруг, воодушевлённо схватившись за уцелевшую руку покойника, как за руку старого друга. – Дайте мне три дня, госпожа, и, обещаю, я отвечу на ваши вопросы. По крайней мере, на некоторые из них.
Я задумалась, подставляя к костровой чаше озябшие ладони. Даже в месяц благозвучия в катакомбах оставалось холодно, будто побеждённая зима уходила под землю и пряталась здесь, чтобы набраться сил. Именно поэтому, прежде чем спуститься в Безмолвный павильон, я не только заняла Соляриса поиском пропавшего куда-то Кочевника, но и накинула поверх атласного платья вязаную шаль. Однако мурашки всё равно сбегали вниз по спине. Но они были вовсе не от холода, а от страшного осознания: всё это время Ллеу стыдился не тех зверств, на которые пошёл ради спасения моего отца, – он стыдился того, что этого оказалось недостаточно. И хотел наверстать упущенное.
Помня напутствие Гвидиона, а также помня о том, что я уже упустила из-за недоверия к Ллеу, я сказала:
– Да будет так. – И, обернувшись, увидела, что Ллеу в кои-то веки снова улыбается. – Три дня. Затем погреби воина как положено. Не смей просто бросать его в туннель, как тех бедняг, которых сожгла драконья кровь!
– Слушаюсь, госпожа.
– И обязательно вернись к поискам Сенджу.