Рубиновый лес. Дилогия

Несмотря на долгие объяснения и открытое признание вины, голос Мераксель оставался бесцветным, и не было в ней не только раскаяния, но и даже мало-мальского уважения, поскольку она так ни разу и не посмотрела ни мне, ни Солярису в глаза. Даже не поклонилась, как велел этикет. Это можно было бы списать на её неопытность и незнание людских традиций, не проживи Мераксель в Дану более двадцати лет.

Неужто я настолько впала в её немилость тем, что сорвала план Сенджу и не позволила сжечь весь людской мир дотла? А ведь это именно я простила ей её коварство и распорядилась сохранить трон за Дайре, младшим из ярлового рода, вдобавок ещё и незаконорожденным.

– Я также прошу прощения от имени своего туата, драгоценная госпожа. Отрадно видеть, что вы не пострадали, – произнёс Дайре сухо, косясь на мать с недовольством, но без того жестокого укора, который она заслуживала. – Клянусь четырьмя богами, подобное произошло в первый и последний раз. Мераксель уже сняла с себя полномочия по защите границ. Отныне она мой сенешаль. При дворе её неумение управлять душевными порывами не так опасно, как в небе, – добавил он, хотя наказывал её скорее для наглядности, дабы этим не занялась я. – Каждый должен находиться на своём месте и не забывать о нём, верно я говорю, матушка? – «Матушка» опустила взгляд, выражая смирение, в которое не верилось точно так же, как и в то, что она действительно вцепилась в Соляриса ненароком. Однако бессмысленно было бы требовать от неё чего-то большего. Понимая это, Дайре продолжил со вздохом: – Итак… Если конфликт можно считать улаженным, позвольте мне посвятить вас в курс дела относительно нашего текущего военного положения, драгоценная госпожа. Как мы и договаривались, ярлскона Ясу успешно удерживает Немайн с юга, в то время как с востока мои хирды…

– Я здесь не за тем, чтобы говорить о войне, – прервала Дайре я несколько смущённо, понимая, как странно, должно быть, это выглядит, когда королева, чьи земли пытаются отнять, беспокоится вовсе не о них.

Дайре явно подумал о том же самом, оттого и поинтересовался так неловко:

– Хм… Зачем же вы прибыли в Дану, госпожа? Снова держите путь через Луг в Сердце?

Я прочистила горло и подошла к его трону. Пускай тот и не мог сравниться с королевским, но всё равно выглядел внушительно, установленный на платформе с пятью ступеньками и вырезанный из каштановой древесины. С жёлто-кремовых стен на нас взирали фамильные гобелены, а зеркальные колонны – точь-в-точь как в моём замке – зрительно расширяли пространство, из-за чего зал казался бесконечным в длину и высоту.

Так же как за моим троном, за троном Дайре возвышалась статуя из нефрита, но то была не Великая королева, а Королева-мать, как прозвали саму Дану за её мягкое сердце и большое семейство, насчитывающее столько же родных детей, сколько приёмных. В одной руке статуи лежала раскрытая книга, а в другой – новорождённое дитя, примыкающее ртом к голой материнской груди. Короной ей служили птичьи крылья, растущие откуда-то извне и явно не принадлежащие ей, но оберегающие. То были крылья Совиного Принца, покровителя хитрецов и мудрецов, знаний и искусства.

– В этот раз сам Луг и есть наш пункт назначения, – произнесла я, закончив бегло осматривать зал и остановив взгляд на Дайре. – Сегодня последний день летнего Эсбата, и в лесах вашего туата есть кое-что, что нам надо отыскать до того, как этот день закончится.

Дайре понимающе кивнул и поднял руку, жестом веля Мераксель покинуть зал и оставить нас наедине, но Солярис, до сих пор молчаливый и неподвижный, вдруг отошёл от дверей, где стоял прежде, и оказался со мной на одной линии. Его дыхание, раскалённое солнечным пламенем, томящимся в груди, обожгло мне ухо.

– Пусть останется, – прошептал он. – Мераксель знакома с моей матерью. Они ровесницы. Ей больше двух тысяч лет…

«И она может знать то, чего не знают люди», – мысленно договорила за Соляриса я и повторила жест Дайре рукой, чтобы Мераксель, уже спускающаяся вниз по ступенькам платформы, остановилась.

– Всё в порядке, – сказала я нарочито мягко, дабы не вызвать подозрений. – Ваша мать может остаться. Я доверяю вам, ярл Дайре, а значит, доверяю и вашей матери, даже если иногда она поступает… необдуманно.

Удивление было первой искренней эмоцией, которую я увидела на лице Мераксель за всё это время. Оглянувшись на сына, а затем снова на меня, она неуверенно поклонилась и вернулась на своё место подле трона. Её сиреневые волосы, напоминающие фиалковые соцветия, – один в один того же оттенка, что и глаза и чешуя, – лежали плащом за её спиной и прикрывали вырез на юбке благородно-синего платья, струящегося в пол. Такого же цвета был кафтан на Дайре, расшитый узорами, в которых угадывались очертания драконьих хвостов. Я вдруг поняла, что ни разу не видела Дайре в традиционном пурпуре Дану, сколько бы раз мы ни встречались. Даже дома он не носил его, будто, приняв власть, в то же время отрекался от неё.

– Если вы так желаете… – сказал Дайре с ноткой сомнения, наклонившись к нам и уперев оба локтя в колени. – Я слушаю.