Рудольф Нуреев. Неистовый гений

Если Нуреев что-то хотел, он должен был иметь это немедленно. А знаете почему? Потому что этот человек всегда спешил. Его нетерпение в сочетании с желанием жить быстро (и полной жизнью) проявлялось постоянно.

Так, на репетициях Нуреев-хореограф очень быстро выходил из себя, если не получал немедленно того, что ему хотелось. Тон повышался. Если ему не хватало слов, если и сортирные ругательства не помогали, он переходил к физическому насилию. Когда в руках Нуреева оказывался термос с горячим чаем, тем, кто находился поблизости, лучше было бы заранее отойти в сторонку, потому что у Рудольфа была дурная привычка швырять все, что под руку попадало, будь то термос, тяжелая пепельница или тарелка с супом, принесенная на обед. Припадки ярости у Нуреева вскоре стали широко известны в балетной среде. Но они происходили не только за закрытыми дверьми репетиционных залов.

В ресторане Рудольф демонстративно покидал столик, если обслуживание не было слишком быстрым, если место ему не нравилось или если его раздражали люди вокруг. В начале своей лондонской жизни он водил машину без водительского удостоверения, которое он в конце концов получил, вероятно, благодаря чьей-то протекции – настолько безумным он был за рулем. Соблюдать правила движения – это было не для него. В шестидесятых годах Рэймон Франшетти, регулярно дававший мастер-класс в Королевском балете Лондона, жил у Нуреева: «По утрам мы выскакивали из дому в последнюю минуту, потому что Рудольф все время висел на телефоне, и уже опаздывали на урок. Мы быстро садились в его „мерседес“, и Рудольф мчал изо всех сил. Водил он очень плохо, никогда не тормозил у светофоров и часто выскакивал на встречную полосу. Он был гонщик. И очень опасный»³.

Отчаянный смельчак, Нуреев имел внутреннюю потребность вести себя вызывающе с властью, какой бы она ни была. Так, репортер «Ньюсуик», приехавший в Лондон в 1965 году, чтобы сделать репортаж, посвященный «новому Нижинскому», стал свидетелем забавной сцены в ресторане: «Его секретарь подошел к нему и попросил подписать официальный документ, признающий ответственность в мелком дорожном происшествии. Рудольф начал возмущаться: „Нуреев никогда не признает себя виноватым!“ Порвав бумагу, он вышел из ресторана»⁴

.

Совершенно очевидно, что хроническое нетерпение Нуреева хлестало через край и на сцене.

В тот день, когда он танцевал «Лебединое озеро» с Наталией Макаровой и балетом Парижской оперы под открытым небом в Квадратном дворе Лувра, разразился скандал. Шел июль 1973 года, публика неистовствовала перед афишей с именами двух самых выдающихся «перебежчиков» из Кировского театра. Макарова – Нуреев – это был божественный дуэт. Но очень скоро он распался. Накануне спектакля вместе они репетировали мало, да еще всю вторую половину дня хлестал дождь. Подмостки, построенные в Квадратном дворе, промокли, температура в разгар лета опустилась до десяти градусов. Нуреев в любой момент мог отказаться танцевать на площадке, которая ему не нравилась, и публике было объявлено, что, «учитывая неблагоприятные погодные условия», Макарова воздержится от исполнения знаменитых 32 фуэте в вариации третьего акта. Все это не предвещало ничего хорошего.

«Все ожидали битву титанов, – вспоминала танцовщица кордебалета Мари Реду. – За кулисами ощущалось, что назревает конфликт. В па-де-де третьего акта Наташа делает пике-арабеск, и Рудольф должен был ее поддержать. Но он не приблизился, а, наоборот, отошел еще дальше назад. В результате она проехалась по полу животом»⁵. Макарова всё не поднималась, публика затаила дыхание, потом танцовщица привстала, проверила, не сломана ли у нее шея, и героически закончила вариацию, вознагражденную бурными овациями.

Макарова станцевала еще два спектакля, но от последующих отказалась, после того как рентген диагностировал повреждение шейного позвонка. Через месяц в Филадельфии на пресс-конференции она заявила: «Больше никогда я не буду танцевать с Руди. Он так завистлив, этот человек! Он пришел в ярость, увидев, что толпы зрителей пришли посмотреть не на него, а на меня в „Лебедином озере“. Я привыкла к более тонким, внимательным и чутким партнерам»⁶

.

Пресса всего мира смаковала очередной каприз Нуреева, в глазах которого Макарова сама была виновата: по его мнению, она стала выполнять элемент не в том месте, которое предполагалось… Почему же он должен был бежать через сцену сломя голову, чтобы ее поймать?

Как любой чрезвычайно властолюбивый человек, Нуреев любил схлестнуться с такой же изобретательной личностью, как и он сам. «Рудольф всегда любил сильных людей, – говорила мне Элизабет Купер, пианистка-аккомпаниатор. – Ему нравились острый ум и чувство юмора. Но надо было удивить его, а это не многим удавалось»⁷.