Рудольф Нуреев. Неистовый гений

В конце восьмидесятых годов, уже страдавший неизлечимой болезнью, Нуреев сознательно стремился к уединению. В 1990 году, получив очень большие деньги за музыкальную комедию «Король и я», он купил себе виллу на одном из Карибских островов — Сен‑Бартелеми. Конечно, это место трудно назвать уединенным, ибо там издавна селились звезды (Барышников тоже имел там виллу), но Нуреев выбрал для себя дом, расположенный на высоком мысе, в отдалении от других. Шарль Жюд, гостивший у Нуреева за три месяца до его смерти, отмечал, что «этот дикий неказистый берег, а он именно и был таким с той стороны острова, где никто не селился, отвечал внутреннему настрою Рудольфа и был великолепной противоположностью его роскошным апартаментам в Париже и Нью‑Йорке»^{646}.

За год до этого Нуреев вложил деньги в покупку других островов, также в теплом море и также с богатой историей, но другого рода. В 1989 году он приобрел за полтора миллиона долларов архипелаг Галли, состоящий из трех небольших скалистых островков, расположенных примерно в двух километрах от побережья Италии. Покупка этого архипелага (вопреки советам Горлински, который разобиделся из‑за этого на всю жизнь) для танцовщика была символичной. «Мой путь к Галли пролегал издалека, — объяснял он Виттории Оттоленги. — Еще в двадцать три года я полюбил Средиземноморье, казавшееся мне райским местом. Еще бы, ведь я жил в холодной стране, где небо всегда низкое, а солнце едва светит. Как только я начал зарабатывать, я стал искать свой кусочек моря. Я думал, что нашел его в Монте‑Карло, потом в Турции. Потом я пришел к мысли, что только пребывание на корабле может насытить мою жажду синевы, солнца и покоя. Галли и есть тот самый корабль посреди моря, и при этом самого чарующего моря в мире»^{647}

.

Психоаналитики видят в покупке знаменитостями островов возврат в лоно матери, тонкую потребность быть в окружении воды, как младенец в материнской утробе… Прежде чем найти это благословенное место‑убежище, Рудольф потратил двадцать семь лет и совершил не одно кругосветное путешествие. Теперь он мог быть на «ты» с небом и морем. К сожалению, скалы Галли были мало приспособлены к практической жизни. На островках не было водопровода, требовалось множество ремонтных работ, и надо было целый час плыть на катере, чтобы добраться до «большой земли», до Неаполя. Для очень больного человека не самые подходящие условия, тем не менее Нуреев захотел провести здесь несколько недель летом 1992 года, своего последнего лета…

Романтик Рудольф знал, что над Галли витает родственная ему душа — душа Леонида Мясина^{648}. Русский танцовщик и хореограф, такой же кочевник, как и Нуреев, купил эти острова в 1922 году у архитектора Ле Корбюзье. Он сам создал план дома, разбил на террасах виноградники и фруктовые сады и даже оборудовал танцевальную студию и маленький театр под открытым небом. На островах Мясина гостили Пикассо и Стравинский, Нижинский и Дягилев. В семидесятых годах хореограф проводил здесь знаменитую стажировку для танцовщиков; занятия проводились прямо на террасе, без музыки, потому что не было ни фортепьяно, ни электричества, чтобы подключить магнитофон. Но зато была уникальная возможность танцевать между небом и морем, дышать атмосферой этого волшебного места, о котором говорили, что здесь когда‑то жил Тиберий и заезжал Одиссей. Такое необыкновенное прошлое было по сердцу Рудольфу: «Когда я нахожусь в студии, построенной моим соотечественником Мясиным, с перекладиной, зеркалом и огромным окном, выходящим на залив Позитано, я чувствую живое присутствие многих людей: танцовщиков, хореографов, музыкантов, художников, работавших в разное время с Мясиным. <…> Я и сам надеюсь пригласить сюда большое число артистов и организовать спектакли и мероприятия, посвященные танцу XIX века»^{649}

.

Но у Рудольфа не останется времени осуществить свою мечту, хотя он старался сделать все для ее осуществления. Он доставил на острова испанскую керамическую плитку, арабо‑андалузскую, очень ярких цветов, чтобы покрыть стены. Он оборудовал ванную комнату в стиле тридцатых годов; с помощью театрального художника Эцио Фриджерио обновил Башню Мясина; установил машину по опреснению морской воды, пока не был проведен водопровод; завез электрический генератор, чтобы пользоваться электричеством, и собирался подвести к острову телефонный кабель, так как ему не хотелось «быть совсем отрезанным от остального мира»^{650}. Но работы остались незавершенными. Галли, последний корабль капитана, ищущего, где бы бросить якорь, так никогда и не обрел величия, которое Рудольф хотел ему придать.