Рукопись Бэрсара

Он не сказал ‑ прохрипел это слово, рот приоткрылся, напряглась в последнем безнадежном вздохе грудь, дернулись и заскребли по одеялу пальцы, будто старались удержать убегающую жизнь.

А потом он как‑то сразу успокоился, вытянулся, и лицо его стало торжественным и почти красивым. Человек, который не оставил долгов.

И Хэлан сразу почувствовал себя лишним. Встал, осторожно прикоснулся к еще теплой руке и тихо сказал:

‑ Спасибо.

А потом кивнул Майху и они ушли.

Посадку Хэлан проспал. Послушался Майха и принял часика за три снотворное ‑ можно сказать, без сладкого остался. Правда, он не горевал, ему этих радостей и в полете хватало. Считай, семь дней из амортизаторов не вылезали. Вот тут Хэлан и прочувствовал, что за штука околофаранельская навигация. Только вылез из ящика ‑ перегрузка размазывает тебя по полу, только в рот что‑то взял ‑ невесомость выворачивает кишки. Хэлан даже как‑то отупел от этой свистопляски: ничего не хотел, ни о чем не думал ‑ просто ждал, когда это кончится.

А когда кончилось, он даже не обрадовался. Живы, ‑ ну и что? Тоже мне дорожка ‑ из тупика в тупик.

Почему‑то они даже не включили обзорный экран. Поели ‑ за семь дней в первый раз по‑человечески ‑ и уселись в размонтированной рубке.

‑ Надо выйти, ‑ сказал Майх.

‑ Успеется.

‑ Ничего, Хэл! Последняя пересадка.

Было что‑то неправдоподобное в обыкновенности их прибытия. Как во сне, когда ничего не удивляет. Хэлан и не собирался ничему удивляться. Прибыли ‑ так прибыли, Намрон ‑ так Намрон, проиграл ‑ так проиграл.

Тускло и серо было на душе, но когда сдвинулась плита люка, он чуть не вскрикнул от ужаса и какого‑то боязливого восторга. Этот мир ничуть не походил на Ктен. Ктен был страшен, Намрон ‑ устрашающе красив. На Ктене Фаранел властвовал, здесь он заполнял собой все. Грузно‑прозрачным золотисто‑розовым полушарием воздвигался на полнеба, гася звезды, затмевая немощное солнце. Он один владел этим миром: розоватым светом оживлял его ледяные пустыни, рыжим золотом окрашивал острия его скал, и в обманчивой теплоте его лучей Намрон казался еще мертвее ‑ до того мертвый, что душа зябла.

Он взглянул на Майха и увидел за стеклом шлема его застывшее лицо.

‑ Что, здорово?

‑ Даже страшно. Ладно, пошли.

Станция была не то далеко, не то совсем близко ‑ тут тоже было неладно с масштабами. Только отошли от корабля ‑ и он исчез; они остались только вдвоем посреди сверкающей пустоты. Выскакивали и исчезали скалы, острые и тонкие, как иглы изморози; дробилось в ледяных гранях радужное сияние, и все ниже склонялся Фаранел, раздувшийся и сытый после того, как высосал жизнь из этого мира.

А потом они пришли. Очень черная башенка отмечала вход в станцию, и Майх долго с чем‑то возился, пока золотисто‑розовый пласт льда не поехал в сторону.

Тесный шлюз, мутный красный свет, исцарапанные стены. Вот тут‑то ему и стало страшно. Хэлан всегда боялся болезней. Не боли, не смерти ‑ того, как тебя предает тело. Только раз такое испытал ‑ когда получил свою пулю ‑ а бояться научился.

Внутренняя дверь уползла вбок, открывая тусклый коридор. Очень трудно было сделать первый шаг. Второй уже легче.

Молча они шли закругляющимся коридором, и невесомая беловатая пыль вспархивала из‑под ног.

Майх не стал заходить в жилые отсеки. Лаборатория, мастерская, отсек жизнеобеспечения, какие‑то комнатушки, забитые приборами. Ни к чему не прикасался, ничего не включал ‑ просто смотрел, словно в жизни такого не видел.

Хэлан тащился следом и тоже помалкивал. Приглядывался и прятал вопросы про запас. Не складывается что‑то картинка. Ну, представь: эпидемия. Десять человек больны, преданы, обречены на смерть. А тут порядочек. Все на местах, приборы чехлами накрыты. Уборку они, что ли, закатили перед тем, как умереть?

В центральном отсеке тоже был порядок. Все, как на Ктене, только раза в два меньше: и комната, и стол, и даже полукруглые диванчики вдоль стен.

‑ Смотри! ‑ выдохнул Майх и схватил за руку.

‑ Вижу, ‑ ответил он почему‑то шепотом. С первого взгляда заметил, едва вошли. На столе ровная стопочка журналов и кассет, припорошенных пылью. Приготовили.

Было в этом что‑то жуткое, нечеловеческое даже. Словно те десять не из жизни ушли, а просто покинули станцию, приготовив все для смены.

‑ Пойдем отсюда, ‑ тихо сказал Майх. ‑ Пожалуйста!

...Дезинфекцию они закатили на славу. Добрый час обрабатывали скафандры всем, чем могли, хоть толку‑то...

Впрочем, Хэлан не слишком переживал. Успокоил его как‑то порядок на станции. Просто, как хлеб: в Мире давным‑давно не умирают от заразных болезней. Много от чего умирают, но только не от заразы. Не привыкли мы к этому. Смелый или трус ‑ а голову потеряешь. Другое дело, если что‑то знакомое, тут уже можно поднатужиться, да с достоинством помереть...

‑ О чем ты думаешь, Хэл? ‑ тихо спросил Майх, и Хэлан поглядел на него. Странный у него был голос... боится?

‑ А что?

Они уже снова были в рубке ‑ в привычном запахе пластика и металла, среди привычных вещей. Привычка ‑ хорошая штука, вот уже и эта клетка домом кажется.

‑ Я думаю... боюсь, что станцией придется заняться тебе.

‑ Вот как?