Рукопись Бэрсара

- Садитесь, братья, - сказал я им. - Надо подумать. Послезавтра с утра я уезжаю. Думаю, что надолго.

- Куда? - спросил Сибл.

- В Квайр.

- Чего это вдруг?

И я рассказал им то, что узнал от Эслана.

- Больно ты распрыгался, Великий, - пробурчал Сибл, - аль дела нет? Иль поменьше тебя не найдется? Вон Эргис - он что, без ног?

- Хоть завтра, - сказал Эргис.

И я улыбнулся тому, что самое трудное оказалось самым легким.

- Ты прав, Сибл. И дел полно, и люди не без ног. Просто Эргис не успеет. Пока он пробьется...

- А Зелор?

- Огил поверит только Эргису или мне.

- Ну и черт с ним, коль так!

- А с Квайром? Страна останется без головы как раз перед войной.

- Я пробьюсь, Тилар, - сказал Эргис.

- А если он и тебе не поверит? У меня нет доказательств, Эргис.

И я не вправе сослаться на того, кто мне это сказал. Он может решить, что я просто пытаюсь поссорить его со знатью - а ведь война на носу! - и он предпочтет рискнуть.

- Ну, ты-то пробьешься, добьешься и живой останешься!

- Да, - сказал я ему. - Пробьюсь, добьюсь и останусь. Это решено, Сибл.

- Ты б хоть не придуривался с Советом-то, коль сам все решил! Значит, ты хвост трубой - а тут трава не расти. Только-только выбираться начали, и нате вам: пропадай все пропадом - я пошел! Иль на меня порешил хозяйство оставить?

- На тебя.

- А Эргиса, значит, с собой? Ну, спасибо! Другие, значит, воевать, а я горшки считать?

- Да, - сказал я ему. - Будешь считать горшки, пока не приедет Асаг. Вызывай Асага, передавай ему хозяйство - и свободен. Бери людей и уводи в лес. Эргис, проводники готовы?

Эргис спокойно кивнул.

Я знал, что у него все готово, просто опять равновесие, и надо в него играть.

- А моих, что ль, никого не берешь? - ревниво спросил Сибл.

- Дарна и Эгона. И еще троих до границы. Сам отберешь.

Вот и все. Главное позади. И тревога: Сибл уступил слишком легко. Он должен был еще возражать. Ему было что возразить.

Мы говорили о насущном, о том неотложном и неизбежном, что требовал от нас Малый Квайр, а тревога все сидела во мне. Сибл мне верен, но это верность ревнивой жены, и если он что-то задумал...

И когда, проводив их, я шел к себе, тревога сидела внутри. Чего-то я не додумал, что-то не так.

Я забыл об этом, когда увидел Суил. Она не спала и ждала меня за шитьем, хоть знала давно, что меня бесполезно ждать, я сам не знаю, когда приду, и приду ли...

Она подняла глаза от шитья и улыбнулась.

- Ну, никак про дом вспомнил! Опять не евши, да?

- Не помню, - не хочу ей сейчас говорить. Завтра.

- Горе ты мое! Когда только поумнеешь?

- Суил! - я хотел ее обнять, но она отвела мои руки.

- После!

- Что?

- После, говорю. Вот как поешь, так и скажешь.

- Что скажу?

- А что завтра хотел сказать. Ой, Тилар, ну не липни! Садись за стол.

Я сел, а она мелькала по комнате, собирая на стол, то почти исчезая, то возникая в светлом кругу; такая легкая, ловкая, такая моя, что я сам не верил, что смогу хоть на час оставить ее.

А потом я ел, о она сидела напротив, опершись щекой на ладонь, и все смотрела, смотрела, словно уже прощалась, словно хотела насмотреться на долгие дни разлуки.

- Ну, - спросила она, - когда едешь?

- Послезавтра. Прямо с утра.

- Надолго?

- Не знаю, птичка.

И я рассказал ей то, что мог сказать - без имен.

- Доигрался, - тихо сказала она.

- Кто?

- Рават, кто ж еще? Всех разогнал, дурак! Ты хоть с Эргисом?

- Конечно, птичка.

И она сама потянулась ко мне.

Лес был вокруг, бесконечный и безначальный; я знаю, что у него есть начало и есть конец, что выйдя из пункта А, я прибуду а пункт Б, если только шальная пуля не остановит меня на пути - но это знание, а чувства твердили другое: нет начала и нет конца, просто живой зеленый обрывок вечности, мостик вневременья между двумя временами.

Тусклый подводный свет стоял в лесу, мелькал иногда в разрывах крон лоскуток голубого неба, и кони бесшумно ступали по слежавшейся хвое. Снова я был в пути и опять свободен; вся моя свобода тут: на отрезке от А до Б, в островке безвременья, где никто из владеющих мной - ни друзья, ни враги не предъявят свои права.

Эргис уехал вперед, исчез за изгибом тропы, другие отстали, оберегали мое раздумье, и это было приятно и немного смешно: мне есть о чем думать, но путь еще так далек, и можно подумать о том, о чем можно думать лишь здесь - в лесу, между двух времен.

Я думал о себе - таком, какого не может быть. Счастливый семьянин: сын, муж и отец. Я еще не скучал по сыну. Я только научился его любить. Еще недавно он раздражал меня. Он отнял Суил, он заполнил собой весь дом, и я приходил туда, как незванный гость, не зная, где спрятаться от их восторгов и их суеты.

А потом он стал меньше орать, и женщины стали меньше ахать, и я однажды вгляделся в него.

Он важно спал, завернутый в полотно, и он был Бэрсар. Малюсенький Бэрсар, точь-в-точь такой же, как я, как мой отец и, наверное, как дед, как вся беспокойная, долговязая череда, текущая в прошлое... до сегодняшнего дня. Вот тут я и почувствовал, что он - мой сын. Мое продолжение. Часть меня.