Рукопись Бэрсара

- Ага! Знакомая песенка! То-то Ларг разливается: мол, в грязную посуду молока не нальешь, откуда, мол, быть чистой душе в грязном теле? Приспичило тебе собак дразнить?

Молчу, потому что он прав. Но и я тоже прав. Нам в этой скученности только эпидемий не хватало!

- Ну, я обратный пал. Мол, это кеватские попы злобствуют, что ты кеватцев бьешь. А еще: это они нового, квайрского, храма устрашились, что им доходу убудет. Ну, сам знаешь. Кто верит, а кто нет. Еще наплачешься.

- Не шипи, - сказал Сибл. - Сам в баню ходишь.

Усмехнулся.

- А куда ж против него попрешь, против святоши нашего? Допек, как уголь за пазухой!

- Асаг, - говорю я ему, - к зиме нужно будет жилье еще человек 300. И не теряй времени, всех выводи из Квайра. Останутся люди Зелора... ну и связь.

- Вон как? - говорит он, и в глазах у него вопрос, но я пока не отвечу. Пока еще можно не отвечать. И теперь говорит Сибл. Я знаю все, что он может сказать, но слушаю как впервые. Невозможно в это поверить. Это сказки. Так не бывает.

- Один сундучок прихватили, - сообщает с усмешкой Сибл. - Маловато, конечно, за нашу кровь, ну да мы не жадные. И с этим пупки понадрывали, пока доперли.

- Сколько?

- До черт. Ларг считал-считал, да сбился. Кассалов сорок.

Неплохо на первые расходы!

Мы говорим, а Асаг глядит на меня. И пока рассказывал Сибл, он тоже глядел на меня, и я никак не пойму, что у него в глазах.

- Ага, - говорит Сибл, - пялься! Каков наш тихоня, а? Не прогадали-то мы с Великим, а Асаг?

- Эдак и я поверю, что ты - святой!

Я смеюсь, потому что смешно. Смеюсь - и презираю себя, ведь и в смехе есть капля расчета. Думайте, что хотите, но верьте мне, потому что главное начинается только теперь, потому что без вашей веры я пропаду...

А теперь у меня Ланс. Я велел получше устроить моих горцев, и Малый Квайр носит их на руках. Слухи о наших подвигах в Приграничье, наверное, уже добрались и до Большого.

- Я виноват перед вами, алсах, - говорю я Лансу, - и вы вправе меня упрекнуть. Я должен был предоставить свой дом...

- Мне все объяснили, биил Бэрсар, - говорит он спокойно, - нам не на что жаловаться. Ваши люди очень заботливы.

А в глазах настороженность: к чему эта перемена?

- Мы остались живы, алсах... - и он улыбается с облегчением.

- Вы об этом? Забудьте мою глупость, биил Бэрсар! Вы были правы мальчишек надо пороть!

Вот теперь я вижу, что и в нем сидит Приграничье: все так же честен и прям его взгляд, но ясности в нем уже нет. Первая горечь нерадостных побед над собой.

- Мне все еще снится Приграничье, - говорю я ему, - и те, что остались там. Наверное, это было нечестно - звать вас туда.

- Иногда я вас ненавидел, - спокойно ответил Ланс, - а другой раз любил без памяти. И все смотрел: что же вы такое? Война - мое ремесло, биил Бэрсар, как четырнадцати лет батюшка меня на службу благословил, с той поры ему и учусь.

- У вас замечательный учитель.

- Да, биил Бэрсар. Того и было мне столь тяжко, что я знаю войну. А когда из черного леса армиями ворочают да царствами играют... Теперь мне ведомо, за что вас колдуном прозвали, - и вдруг ясная мальчишеская улыбка: - сам так думал, бывало! А теперь уразумел: и это ремесло.

- Наука невозможного.

- Да! И я тоже хочу уметь! Не того, чтоб царствами ворочать, а того, что и в моем, военном, ремесле вы лучше меня сумели. Я бы за десять дней весь отряд без толку положил!

- Это горькая наука, Ланс. Даже ради самой благой цели не очень приятно играть царствами и постыдно играть людьми. Каждый день насилуешь совесть, мараешь душу, и нет радости даже в победе - уж очень непомерна цена.

- Я видел, - ответил он просто. - Знаете, биил Бэрсар, я испугался после того боя. Все мы смертны, но когда я подумал, что вас могли убить... И я подумал: ладно, на этот раз вы сами все сделали. А если такое опять начнется через десять лет? Ведь вы же немолоды, биил Бэрсар, в отцы мне годитесь. Сумеете ли вы через десять лет сесть на коня и вынести этот труд? А если не вы - то кто сможет это сделать?

- Мой мальчик, - сказал я ему, - нельзя этому учить. Наука невозможного должна умереть вместе с Огилом и со мной. Но есть другая наука, и она важней. Она может сделать так, чтобы это не повторилось ни через десять, ни через сотню лет.

- Какая?

- Наука равновесия. Вы правы, Ланс: война - ремесло, полководец подобен лекарю, который взрезает нарыв. Но умелый лекарь может вылечить и без ножа, главное, вовремя заметить болезнь и вовремя дать лекарство.

- Вот с лекарем меня еще не ровняли! И ваша наука...

- Трактат о лечении стран. Смотрите, - сказал я ему, - вот карта, и на ней нарисован наш материк. Огромный Кеват, не очень большой Квайр, Лагар еще меньше, а Тардан - совсем пустячок. Бассот мы пока не будем считать. Что будет, если мы сбросим с карты хотя бы одну страну? Ну, хотя бы Тардан, раз он так мал.