Рукописи не возвращаются

- Могу взять псевдоним! - подскочил Бестиев. - Волков... Чем плохо? А? Ну чем плохо-то?

- Как волков ни корми, он все в лес смотрит! - сострил Колбаско.

- Пошли танцевать, господин Бедейкер! - вдруг вскочила со своего места Ольга Владимировна. - "Я цыганочку свою работать не заста-а-авлю..."

И, тряся плечами и грудью, Ольга Владимировна стала надвигаться на Бедейкера.

Алеко Никитич захлопал в ладоши, отметив находчивость редакционной машинистки, и еще раз мысленно пообещал ей посодействовать в вопросе отдельной квартиры.

Все хлопали до тех пор, пока Ольга Владимировна вконец не затанцевала господина Бедейкера. И когда он, обливаясь потом, приложился к ее руке, она неожиданно притянула его за уши и впилась отчаянным длительным поцелуем одинокой женщины.

- За простых работников журнала! - заверещал Аркан Гайский. - Без них мы - ничто! За Ольгу Владимировну!

А Ольга Владимировна внезапно побледнела и выбежала из конференц-зала. Включили магнитофон, и начались танцы. Жена Свища выбрала Алеко Никитича. Свищ - Глорию. Индей Гордеевич пошел с Ригондой. Остальные - кто с кем.

- Прижми меня, Индюша, - прошептала Ригонда.

Но, странное дело, Индей Гордеевич почувствовал прежнюю индифферентность по отношению к супруге. Он танцевал с ней, смотрел на нее совершенно спокойно, прижимал по ее просьбе, но никаких возбуждающих токов не получал, да и, очевидно, не продуцировал.

- Труп! - сказала Ригонда и освободила его от обязанности партнера.

Индей Гордеевич сел опять за стол, пожевал цыплячью ножку и начал тупо наблюдать за вихрем невероятнейших сексапильных па, которые Ригонда выделывала с Бестиевым. Но Индея Гордеевича это вовсе не волновало.

"Вот и опять", - подумал он.

Свищ наяривал вприсядку под Тома Джонса.

Прием по случаю приезда господина Бедейкера постепенно обрел непринужденность. Самого высокого гостя атаковали хозяева.

"У вас легко, - говорил Гайский, - у вас все можно. А у нас сатирикам трудно. Душат. Завидуют. Надо иметь большое гражданское мужество".

(Из анонимной записки на имя Н.Р.)

- А у меня, - Вовец опрокинул рюмку, - есть некие претензии к вашему Кортасару.

- Кортасар не их, - сказала переводчица, - Кортасар латиноамериканец.

Бедейкер кивнул.

Колбаско воровато гладил под столом руку переводчицы и взрывался каламбурами.

Вахтерша Аня внесла из подсобки раскаленный самовар и стала обносить гостей чаем, ошпаривая и обливая танцующих.

- А-а-а! - доносилось из коридора. - А-а-а!

- Ольга Владимировна лишнее перетанцевала. Надо ее успокоить, доверительно сказал Алеко Никитич жене Свища.

- Я ее отвезу домой! - обрадовался Аркан Гайский и выскочил в коридор.

Через короткое время опять из коридора раздалось душераздирающее "а-а-а!", и в конференц-зал вбежал красный Гайский.

- Кусается, стерва! - сказал он, рассматривая следы зубов Ольги Владимировны на своем левом предплечье.

- Теодор, - обратился Алеко Никитич к Дамменлибену, - уложите ее в моем кабинете.

Господин Бедейкер вдруг встал и попытался направиться к выходу.

Бестиев подскочил к нему и, взяв под руку, повел в сторону туалета.

- Его надо отправить в гостиницу, - сказала переводчица. - Он устал.

- Я тоже так думаю, - зевнул Алеко Никитич, обращаясь к Индею Гордеевичу. - Берите Ригонду, проводим Чарльза, а потом мы с Глорией подбросим вас домой.

Ведя господина Бедейкера из туалета, Бестиев снял с себя маленький медный крестик, купленный им за двадцать крон в Праге, и почти насильно надел его на шею дорогого гостя.

- Мой презент! - говорил он. - Память! Чистое золото! Мы все христиане.

Когда они вошли в конференц-зал, Бедейкер бросился к своему объемистому портфелю и вынул из него красивую довольно большую коробку.

- Мой презент! - Бедейкер протянул Бестиеву коробку. - Магнитофон! Четыре скорости! - Мы все - христиане!

- Ну, спасибо, - сиял Бестиев. - Надо же! Ну, спасибо! Я-то ему золотой крестик просто так подарил, а он... Надо же!

- Бестиев такой же христианин, как я римский папа! - сказал Аркан Гайский на ухо Вовцу, но так, чтобы слышали все остальные.

Предприимчивый Колбаско мгновенно снял с руки часы "Слава" и защелкнул их на правом запястье Бедейкера.

- Мой презент! - Он поднял руку Бедейкера с подаренными часами так, как поднимает рефери на ринге руку победителя. - На двадцати семи камнях!

Индей Гордеевич сбегал в свой кабинет и приволок большой бюст Горького.

- Мой презент! - сказал он и поставил Алексея Максимовича к ногам Бедейкера.

- Это редакционный бюст, - уточнил Алеко Никитич.

- Наш презент! - поправился Индей Гордеевич, глядя на портфель австралийца.

Свищ отцепил от жены брошь и приколол ее на лацкан господину Бедейкеру.

- Наш презент! - поцеловал он гостя. - Супруженьке.

"А, хрен с ним! - крикнул Ефим Дынин и преподнес господину Бедейкеру вынутую из кармана пиджака небольшую икону XVI века. - Молись, брат, да помни почвенников!"

(Из анонимной записки на имя Н.Р.)

Растроганный Бедейкер улыбался и кланялся, принимая эти проявления искренней дружбы и расположения, повторяя бесконечно: "Спасибо, спасибо", - но из своего портфеля больше ничего не доставал.