Руководство к действию на ближайшие дни

Ты слышишь меня, или мой голос звучит только у меня в голове? Кивни или подай еще какой-нибудь знак, чтобы я знал.

Знаешь, сколько нервных окончаний на губах? Тьма! Они расположены там куда теснее, чем в любом другом органе тела. На нижней губе их чуть больше, кстати. И они там просто ждут, пока кто-нибудь к ним прикоснется – и что-нибудь произойдет. Спустя столько лет без дела, когда они все ждали и ждали. Если ты теперь подойдешь и поцелуешь их – какая там начнется вечеринка!

Эти рецепторы на моих губах – как усталые солдаты-резервисты, которые все шутят, что поцелуй – это вроде прикосновения пластикового стаканчика, не более того. Но если ты меня поцелуешь – они испытают потрясение всей своей жизни.

Тысячи нервных окончаний, которые привычно окопались в слизистой губ, вдруг подпрыгнут в панике. «Не может быть! – скажут они, – этого не может быть». Но когда они поймут, что это происходит на самом деле, они возликуют: «Это было! Это было!» – и будут снова и снова подпрыгивать в своих окопах, как будто не веря, пока им не скажут: «Нужно рассказать мозгу!» – и тогда они снарядят делегацию импульсов, и те понесутся, как вихрь. Гонцы примчатся ко входу в мозг, к воротам разума, и будут колотить кулаками в двери. Изнутри спросят: «Кто там?» – и когда они ответят: «Это мы! Мы от рецепторов губ!» – то услышат, как там, внутри, смеются.

– Да что вы! – скажет привратник. – Все же знают, что у Бена рецепторы губ бездействуют.

И они закричат, примутся убеждать и объяснять – пока он не уяснит, что произошло. А может быть, ты в это время продолжишь целовать меня, не понимая, почему от меня так долго приходится ждать реакции. Но не волнуйся: реакция наступит. Ворота отворятся, привратник извинится, и эти сумасшедшие импульсы ворвутся внутрь и поскачут в зал, где сидит королева Сознание, и там спешатся, поклонятся, и королева спросит: «В чем дело?» – и они – голосом, сдавленным от возбуждения, от ощущения исторического момента, оттого, что это в первый раз, – ответят: «Нас поцеловали».

20

Солнце еще не взошло, но небо уже просветлело. Между домами оно стало голубоватого оттенка.

Оснат оперлась на стену у входа в «Неустойку», ее овевал холодный ночной воздух. Она рассеянно поднесла руку ко рту и откусила еще кусочек лакричной палочки.

У каждого есть мелкие грешки, от которых он избавился в прошлом и к которым возвращается, когда нуждается в быстром утешении. У кого-то это сигарета, у кого-то алкоголь, у Оснат – лакричные палочки. Пристраститься можно к чему угодно. Умные люди просто выбирают правильные объекты пристрастий. Лакрица, может, не самая правильная вещь, но это далеко не самое худшее, решила когда-то Оснат. Так, привычка средней вредности.

Она не притрагивалась к лакрице уже семь лет. Но этой ночью почувствовала, что момент настал.

Бен все еще сидел, совершенно без сил, в старом креслице в углу «Неустойки», спал пьяным сном, почти без сознания. Когда проснется – испытает эпическое похмелье.

Мадам Вентор сказала, что им предстоит собраться с силами, потому что завтра может быть опасно. Потом она заперла все входы и выходы «Неустойки», убедилась, что подвальный склад на замке, а книга «Питер Пэн» занимает свое место и не стоит вверх ногами, – и пошла к себе спать.

Оснат тоже поднялась в свою квартиру и попыталась уснуть. Хватило на пару часов, а все остальное время она ворочалась с боку на бок. В конце концов смирилась с тем, что сегодня заснуть уже не удастся.

Встала, вышла из дому и отравилась в круглосуточный киоск неподалеку. И только когда протянула продавцу деньги, поняла, что купила лакрицу.

Первое знакомство с лакрицей не предвещало той стойкой привязанности, которую Оснат будет испытывать к ней в дальнейшем. Просто сладость, которой можно полакомиться, чтобы чем-нибудь занять руки и рот, когда в голове слишком много мыслей. Она сидела в Эйлате[24] на берегу моря, одна, а рядом лежали лакрица, печенье с начинкой и большая бутылка колы.