Руны огненных птиц

– Спасибо тебе, огненная птица, – наконец произнёс Асгид. – Надеюсь, это начало нашей дружбы, и ты не будешь, как прежняя птица, жечь мои леса своим неукротимым пламенем… И мои глаза тоже.

Сказав это, Асгид по-доброму рассмеялся, показав крупные зубы, и Ситрик чуть улыбнулся. Лесной ярл прижал отрез к себе, продолжая мять его пальцами.

– Сыны в ответе за поступки своих отцов, – произнёс он, чуть склонив голову, и Ситрик ощутил на себе невидящий взгляд. – Я рад, что ты сполна искупил вину Холя передо мной.

– Отцов? – еле слышно прошептал Ситрик, но Асгид услышал его и кивнул.

– Разве я не прав?

– Ты прав, господин, – помедлив, согласился Ситрик.

Слова Лесного ярла напугали его, удивили, но вместе с тем открыли глаза. Будто это не хульдра был слеп, а он сам. Не выдерживая белого взгляда Асгида, Ситрик заглянул за его плечо, туда, где было сухое древо.

– Что с твоей яблоней, господин? – осмелившись, спросил он.

– Она больна, потому что болен я. Спит, потому что у неё нет сил пробудиться.

– Она жива?

– Жива. Она распустится, когда Зелёный покров заберёт мою боль. Распустится и зацветёт. Хульдры говорят, что в садах людей яблони уж начинают отцветать… А ты сам не видел ли?

– Я давно не видел садов, господин. Уже столько дней я сам живу как хульдра. А прежде этого – как водяной дух.

– Птицы далеко летают, – согласился Асгид. – Как выйдешь из лесу, так увидишь сады. Те, что принадлежат Бирне. Посмотришь.

– Ты больше не вредил ей и Бьёрну? – нахмурился Ситрик.

– Я соблюдаю уговор, птица. Бьёрн больше не охотится в моих владениях, а Бирна засеяла поля крапивой и прорастила на них хвощ. Она теперь не жена мне. Она теперь человек, а жизни людей мне неинтересны, покуда те не начинают охотиться да валить лес без спросу и страху. Удивительно, что она по-прежнему держит своё слово. С неё станется… Батраки её и охотники перестали донимать меня.

– Я рад, господин.

Асгид кивнул.

– Я слышал, что хульдры говорят о ней. Будто она несчастна. Вот только это теперь не моя забота.

– Что с ней?

– Что с ней? – передразнил Асгид и фыркнул. – Она стала человеком.

– Разве это настолько плохо?

– Тебе ли не знать, Ситрик… Тебе ли не знать. – Асгид покачал головой. – Но что же. Она сама наказала себя, выбрав судьбу человека. Я не виновен во всех тех бедах, что стряслись с нею после того, как она ушла из моей обители. Всё теперь лишь буйные всходы её выбора.

– Зато она больше не в долгу перед тобой и живёт с тем, кого выбрала её душа.

Асгид будто не услышал этого. Он произнёс:

– Твой путь лежит через её дом, как прежде.

– Верно, – согласился Ситрик.

– Надеюсь, она встретит тебя как подобает. Ты дорогой для неё гость. Уж прости меня, птица, но боюсь, что я не могу угостить тебя бараниной да уложить спать на мягкие кровати. Гусиный лук и сырая трава под боком тебя не обрадуют так, как человеческий дом и еда. Спать на земле тебе могло надоесть.

Ситрик усмехнулся.

– Я успел привыкнуть к такому гостеприимству леса, но, право, я бы не отказался от мяса и жарко натопленной бани.

– Тогда ступай, – мягко произнёс Лесной ярл. – Мои хульдры проводят тебя.

– Я помню дорогу.

Ярл попрощался, и Ситрик, поклонившись ему, ушёл. Он ступил на знакомую тропу, что вела к дому Бирны, и тревога опутала его серебряной паутиной. Чем теперь жили Бирна и Бьёрн, если Асгид запретил им охотиться и выращивать зерно? Почему Асгид говорил о хульдре, ставшей человеком, так, будто судьба её стала невыносимой?

Лес был хоженый, и тропа под ногами была истёрта сотнями копыт и ног. Скоро уж деревья расступились, обнажив поросшие сорной травой и хвощом поля. Лишь малая часть вокруг домов батраков была возделана. Вместе с ветром над полем летели лепестки отцветающих яблонь, сияющие в жидких сумерках ночи, как падающие звёзды.

Впереди на невысоком холме вырос частокол, за которым прятался богатый дом Бьёрна. Ситрик шёл к нему, с трудом переставляя ноги. Но от одной лишь мысли, что вскоре он окажется в человеческом жилье, ему становилось хорошо и радостно.

Наконец он опустил руку на ворота и постучал. Как в прошлый раз, звонко залаял пёс и принялся прыгать на ворота, гремя засовом. От этого грохота, верно, проснулись не только хозяева дома, но и весь рабочий люд в округе. Лай подхватили и другие псы, разнося весть о ночном страннике.

Не скоро к воротам подошла женщина. Она бросила на Ситрика взгляд сквозь щёлку и спросила, кем он будет. Гость ответил, сказав, что он друг Бирны. Помедлив, служанка наконец впустила Ситрика, и пёс, бегавший по двору, тут же радостно бросился на него, испачкав тому подол рубахи и штаны.

– Хозяева спят? – спросил парень.

– Бирна спит, Бьёрн ещё нет. Ты проходи.

Постучав, Ситрик показался на пороге и прошёл в большую комнату, где горел очаг. Широкоплечий мужчина, сидевший у огня, тут же обратил свой взор на вошедшего. Бьёрн почти не изменился за то время, что Ситрик не видел его, а вот мужчина нахмурился, пытаясь вспомнить давнего гостя.

– Ах, так это ты! – наконец разразился Бьёрн и великодушно улыбнулся. – Проходи. Тебя и не признать сразу.