Русь и Орда

Случилось это уже зимой. Суровые холода и вьюги часто заставляли теперь обреченных на полное безделье людей подолгу отсиживаться в своих юртах, и Василий начал ощущать острые приступы тоски по родине. Однажды, именно в такой момент, к Никите пришел Кинбай и сообщил, что воины его десятка нашли в нескольких верстах от лагеря медвежью берлогу. Василий с радостью ухватился за предстоящее развлечение, и было решено взять зверя в первый же погожий день.

Ждать пришлось недолго. Дня через два Василий, Никита, Лаврушка и Кинбай, вооружившись рогатинами, выехали после обеда из лагеря, миновали Чингиз-Туру и по дороге, идущей берегом реки, направились к лесу, где была обнаружена берлога.

Не проехали они и двух верст, как навстречу им из-за поворота показался отряд из полусотни всадников. Шагов на десять впереди всех, в крытой малиновым сукном шубе и в остроконечной рысьей шапке, ехал дородный мужчина лет сорока, в котором сразу можно было узнать монгола. Его одутловатое, надменное лицо Василию было совершенно незнакомо, но ехавший впереди Кинбай, видимо, прекрасно его знал, ибо тотчас соскочил с коня и склонился в низком поклоне. Василий и остальные вежливо поклонились встречному всаднику и придержали своих коней, давая ему дорогу. Но это его не удовлетворило. Не отвечая на их приветствие, он остановил коня прямо перед ними и крикнул:

— А вы чего ждете? Чтобы вас с седел плетьми согнали?

— Тебя я не знаю, батырь, — ответил Василий, которому вся кровь ударила в голову, — но знаю, что не родился еще тот человек, который бы меня плетью ударил и жив остался!

— А вот сейчас узнаешь такого! — крикнул монгол, поднимая плеть.

— Полегче, батырь, — спокойно сказал Никита, опуская острие своей рогатины на уровень его живота. — Да и людям своим скажи, чтобы стояли на месте, коли не хочешь, чтобы я тебе брюхо проткнул.

Побледневший татарин опустил плеть и гневным движением руки остановил передних всадников, двинувшихся было к нему. Видя, что они остановились, Никита тоже убрал свое оружие.

— Кто вы такие? — задыхаясь от злости, спросил монгол.

— Вот с этого ты бы и начал, — усмехнувшись, сказал Василий. — Я русский князь и гость хана Мубарека. А ты, видать, такая важная птица, что тебе до воли великого хана и нужды нет?

— Скоро ты узнаешь, какая я птица! Да и я узнаю, правду ли ты говоришь. Айда, поворачивай за мной в ханскую ставку!

— Что же, поедем, — промолвил Никита. — Только ты, батырь, будь ласков, поезжай вперед, а мы трое будем следом держаться, промеж тебя и твоих людей. Эдак и мы не сбежим, да и ты будешь спокоен и не станешь зря назад оборачиваться, чтобы ненароком не порвать шубу о мою рогатину.

Метнув на Никиту злобный взгляд, монгол тронул своего коня, и отряд шагом двинулся по направлению к лагерю. Татарские всадники, которым присоединившийся к ним Кинбай успел сообщить, что это и есть знаменитый Никит-батырь, всем уже известный по слухам, спокойно ехали в десяти шагах сзади, переговариваясь вполголоса и тихонько посмеиваясь. Незавидное положение их начальника всем было ясно, но он не отдавал никаких приказаний, его никто не трогал, — значит, им беспокоиться было не о чем.

Едва приехав в становище, монгол спрыгнул с коня и бросился в шатер Мубарека. Через четверть часа вышел битакчи и позвал к хану Василия, ожидавшего снаружи. Мубарек-ходжа встретил его хмурым взглядом.

— Хисар-мурза [133] говорит, — сказал он, движением головы указывая на стоявшего в стороне монгола, — что ты и твои люди, встретившись с ним на дороге, грубо оскорбили его ханское достоинство, грозили убить, а потом, под угрозой оружия, привели сюда. Верно ли это?

— Неверно, великий хан! Мы мирно ехали на охоту, когда он на нас наскочил и хотел согнать с коней плетьми, не спросивши даже, кто мы такие. Да и мы до сей поры не знаем, кто он. А как мы его сюда привели под угрозой оружия, когда со мною было два человека, а с ним пятьдесят, суди сам. — И Василий в точности рассказал все, что произошло на дороге.

— Ты что же, думал меня обмануть, Хисар? — гневно спросил Мубарек, когда Василий кончил. — Выходит, что это ты, как разбойник, напал на моего гостя и осмелился ему угрожать! И ты сам виноват, что впереди целого отряда твоих воинов эти трое русских вели тебя в лагерь как барана, чуть не подкалывая сзади рогатиной!

— Я их привел, а не они меня! — прохрипел Хисар.

— Вот как! А только что ты говорил иное. Запомни крепко: князь Василий мой гость и мой друг. И коли будет нужно, я кого угодно сумею заставить относиться к нему с почтением. — С этими словами Мубарек поднялся с дивана, давая понять, что разговор окончен.

Выйдя от хана, Василий направился прямо к эмиру Суфи. Рассказав ему все, что произошло, он спросил, что собою представляет этот Хисар-мурза.