Русь и Орда

— Отпусти меня, княже, на Русь! Вижу я, последнее время ты ходишь сам не свой. Да и я думаю: надобно же нам сведать, что там деется. По осени я ворочусь в обрат и привезу тебе все новости.

— Того только не хватало, чтобы ты меня покинул, — мрачно промолвил Василий.

— Так ведь ты теперь не один, Василей Пантелеич, с тобою жена остается. К тому же я ненадолго отъеду, летом ты и не заметишь, как время пройдет.

— Уж июнь к концу подходит. Коли ты сейчас выедешь, ранее как через год не вернешься. Нешто зимою мыслимо проехать скрозь пермские и югорские леса и горы!

— А почто мне ими ехать? Когда мы сюда правились, дело было иное и другого пути нам не было. А теперь мне опасаться некого. Отсюда я низом выеду напрямик к Волге, а там, мордвою, в Рязанскую землю. Оденусь татарином, говорить буду в пути по-татарски, можно еще и пайцзу у нашего хана попросить — кто меня тронуть посмеет? Этим же путем и в обрат. Так будет много короче, а если зима в дороге застанет, тоже невелика беда — там во всякое время проехать можно. Да и не застанет: я возьму двух хороших коней, ехать буду быстро, небось в четыре месяца туда и назад сгоняю. Стало быть, в октябре беспременно ворочусь.

— Ну что же, с Богом, коли так, — подумав, сказал Василий. — Без вестей сидеть тут невмоготу, а когда сами разведаем, что там, на Руси, творится, все же будет легче на душе, хотя бы и не узнали мы ничего доброго.

— Вестимо так! Кого же мне там повидать велишь и кому что сказывать?

— В Карачев тебе, сам понимаешь, соваться нельзя, а езжай прямо в Брянск, к Дмитрию Романовичу Шабанову. Расспроси хорошенько его, потом втайности вызови туда воеводу Алтухова и нашего Лаврушку — они тебе обо всех карачевских делах расскажут. Да и ты им о женитьбе моей и обо всем прочем поведай, ничего не тая. По пути загляни, вестимо, в Пронск и расскажи все Елене. Писать ей ничего не буду: ежели что случится и найдут на тебе золотоордынские татары письмо, писанное по-русски, живым не выпустят — подумают, что лазутчик, переодетый татарином. Пронским князьям, коли будут спрашивать, можешь сказать, где мы и какова наша жизнь. Ну, а в другом, коли что представится, действуй по своему разумению, голова у тебя не хуже моей. Да вот еще что, — добавил он нерешительно, как бы стесняясь своего чувства: — Привези с собою горстку земли родной… хоть в руках ее подержу.

* * *

Сборы Никиты были недолги. Проводив его в путь, Василий вначале сильно заскучал. До сих пор он никогда не разлучался с Никитой и только теперь, когда это случилось, полностью осознал, какое место занял в его жизни этот преданный слуга и друг. Однако очень скоро события отвлекли его внимание и мысли в другую сторону.

Люди Чимтая пригнали обещанных им овец и огромный табун лошадей. Их было гораздо больше трех тысяч: год выдался засушливый и у Чимтая не хватало пастбищ. Волей-неволей Василию пришлось отправиться с ними в свой улус. В этом году ставка Мубарека-ходжи кочевала у среднего течения реки Тобола, оттуда до новых владений Василия было немногим более двухсот верст, и переход никаких трудностей не представлял.

Со скотом прибыло много пастухов и надсмотрщиков, а сверх того пятьсот воинов. Все они пришли со своими семьями и кибитками, так как хан Чимтай велел им оставаться у Василия. Кроме того, Мубарек дал тысячу воинов от себя. По положению Василию надлежало в течение ближайших лет составить свой тумен, и этим закладывалось его начало.

Посмеиваясь над прихотью судьбы, обратившей его в князя-кочевника, Василий во главе своего табора тронулся в путь. В конце июля он разбил становище на живописном берегу реки Миаса, верстах в ста от впадения его в Исеть.

Место ему настолько понравилось, что он решил построить здесь городок, полагая, что его татарам следует привыкать к жизни в теплых помещениях, более, чем юрты и кибитки, отвечающих условиям здешней суровой зимы. Фейзула пришла в восторг от его идеи.

— Это будет наша столица, — со смехом сказала она. — Если тебе не вернут твое княжество, мы построим тут русский дворец и обнесем город высокими деревянными стенами, чтобы было похоже на твой Карачев. И пусть этот город тоже называется Карачевом!

— Будь по-твоему, солнышко: ставим тут Новый Карачев!

Тысячник, мурза Туган, пожилой татарин, уже давно знакомый Василию, и сотники, одним из которых только что был назначен Кинбай, когда князь поделился с ними своим замыслом, отнеслись к нему вполне сочувственно. Выбрали хорошее место, закипела работа, и через два месяца на левом берегу реки уже высилось около сотни неуклюжих, но теплых, обмазанных глиной построек с каменными очагами внутри. У самого берега было поставлено два обширных сарая для склада продуктов, а в центре расчистили небольшую площадь для торга. Новый поселок, оставив внутри достаточно места для его расширения, обнесли рвом и земляным валом, с тем чтобы в следующем году поставить на нем бревенчатый тын.