Русь меж двух огней – против Батыя и «псов-рыцарей»

И сказал Батый, глядя на тело евпатьево: «О Коловрат Евпатий! Хорошо ты меня попотчевал с малою своею дружиною, и многих богатырей сильной орды моей побил, и много полков разбил. Если бы такой вот служил у меня, – держал бы его у самого сердца своего».

«Повесть о разорении Рязани Батыем»

Как мы помним, сразу же после княжеского совета Ингварь Ингваревич отправился в Чернигов к князю Михаилу Всеволодовичу, надеясь уговорить того прийти на помощь Рязани. Но в отличие от Романа Коломенского, который отправился во Владимир-Суздальский, его миссия успехом не увенчалась, поскольку осторожный князь Михаил в помощи отказал. Причину, которую трусоватый князь высосал из пальца, лишь бы не связываться с монголами, указал В. Татищев: « Также северские и черниговские не пошли, извинялись, что как рязанские с ними на Калку не пошли, когда их просили, то и они помогать им и снова в страх вдаваться не хотят

». Повод, который придумал Михаил Всеволодович, был, мягко говоря, дурацкий, поскольку мы уже рассмотрели вопрос о том, почему рязанские полки не могли оказаться на Калке. С другой стороны, сведений о том, что их кто-то туда звал, как уже отмечалось выше, тоже нет. Примечательна другая фраза, отлично характеризующая князей северских земель о том, что они « снова в страх вдаваться не хотят », т. е. открытым текстом было заявлено о своей трусости и боязни монголов. И все это можно было бы счесть просто клеветой в адрес Михаила Черниговского, если бы не события октября 1239 г., которые наглядно показали, кто есть кто в черниговских землях.

И вот тут князь Ингварь оказался в странном положении – с одной стороны, ему пора в Рязань, поскольку все дела в Чернигове были закончены, а его дружина необходима на родине, с другой стороны, ему очень не хотелось возвращаться без черниговского войска, на которое рязанские князья возлагали большие надежды. И тогда Ингварь Ингваревич начал тянуть волынку – перспектива отсидеться в безопасном Чернигове прельщала его гораздо больше, чем битва с неведомым племенем. Судя по всему, и князь Михаил уловил скрытое желание своего рязанского коллеги, а потому не стал чинить ему препятствий, когда тот изъявил желание погостить подольше, благо зимой князьям есть чем заняться – и попировать, и на медведя сходить, на зайцев да волков поохотиться. Словом, князь Ингварь в рязанскую землю не спешил, пережидая монгольскую грозу в далеком Чернигове.

Хотя не он один из власть имущих решил спастись от беды, есть подозрение, что и рязанский епископ повел себя в данной ситуации не лучшим образом, о чем сообщает Тверская летопись: « Только епископа сохранил бог, он уехал в то время, когда татары окружили город

». Но в отличие от князя Ингваря со служителем церкви все не так просто – «Повесть о разорении Рязани Батыем» сообщает полностью противоположную информацию: « а епископа и священников огню предали – во святой церкви пожгли ». Поэтому есть смысл посмотреть, а что пишут об этом деянии главы рязанской церкви в других источниках – « а епископа уберег бог: отъехал прочь в тот год, когда рать обступила град » – это Новгородская летопись. Такую же информацию можно вычитать и в I Софийской летописи, а в итоге картина вырисовывается довольно неприглядная – бросив паству на произвол судьбы, епископ убрался подальше от ужасов нашествия. Ну а как быть с сообщением «Повести» о том, что главу рязанской церкви сожгли в соборном храме? Дело в том, что от огня в Успенском соборе Владимира-Суздальского погиб владимирский епископ Митрофан, который разделил участь своей паствы, а не ударился в бега, как его рязанский коллега. Героическая гибель главы церкви соседнего княжества, а также то мужество и сознание своего гражданского долга, которое продемонстрировали епископы Чернигова и Переяславля-Южного, делало поступок главы рязанской церкви чем-то из ряда вон. А потому, по прошествии времени, и после того, как рязанский епископ ушел в мир иной, было решено несколько подправить официальный летописный свод этого княжества. Сделали это для того, чтобы их пастырь не выглядел белой вороной на фоне героизма остальных служителей церкви, а судя по всему, автор «Повести» этим самым исправленным сводом и пользовался. Отсюда и разночтения.