Сегодня порой пытаются идеалистично и совсем не критически (особенно в Украине) воспринять тогдашнюю Киевскую Русь и Киев как незабвенный град Христов, райскую землю, пролог на небесах. В. Можегов пишет: «…в Киеве Русь открывает свои главные интуиции и идеалы, которые принимаются и низами (жалость, человеколюбие), и верхами общества (просвещенный гуманизм)». Но на версию с чрезмерным возвеличиванием Киева, провозглашением оного в виде светлого идеала (в противовес Москве, «исчадию ада») может поддаться только невежда, совершенно не знакомый с реальной историей. Об «ответственности нации», якобы представленной Киевом, говорить не приходится, скорее, наоборот. Безответственность перед «землей Русской» полнейшая. Потому и «идеалы» Киева не были приняты ни низами, ни верхами. О «человеколюбии» и «жалости» уже предостаточно сказано. Н. Карамзин, характеризуя атмосферу, складывавшуюся тогда на южных землях Руси, писал нелицеприятно, резко и жестко: «Театр алчного властолюбия, злодейств, граби-тельств, междоусобного кровопролития, Россия южная, в течение двух веков опустошаемая огнем и мечом, иноплеменниками и своими, казалась ему обителию скорби и предметом гнева Небесного». Говорят, что Киев сделал великое дело тем, что из удельного соперничества вышла первая русская династия. Эта династия, утвердившись в Киеве, пользуясь экономическим его значением, постепенно стянула разрозненные дотоле части Русской земли в свои руки. Ключевский пишет: «Так первый опыт политического объединения Русской земли был делом того же интереса, которым прежде созданы были не зависимые одна от другой городовые области, делом внешней русской торговли. Киевское княжество. имело не национальное, а социальное происхождение, создано было не каким-либо племенем, а классом, выделившимся из разных племен». Таковым классом Киевской Руси стала военно-торговая аристократия. Конечно, можно говорить о том, что расширение власти Киева на другие волостные торговые города явилось делом если и не во всем прогрессивным, то все же оно открыло торговые пути к Черноморью и Каспию. Но постепенно общий интерес сменился неизбежной конкуренцией, когда самые различные обстоятельства могли возвысить или отбросить тот или иной край. В условиях быстрой колонизации победителями в споре могли выйти новые лидеры. Колонизация рвала старые общественные и экономические связи, движение поселенцев, скапливание их внутри треугольника между Окой и верхней Волгой вело к возвышению Владимирского края, к возрастанию роли Москвы и Новгорода. В том, что Москва сумела подняться в XIV в. и утвердиться в XV–XVI вв., видят «историческое чудо», однако это не чудо, а закономерность. Конечно, Киев дал многое Руси, начиная с самой идеи единения, но довести дело до конца, воплотить в жизнь, отстоять свое право в жесткой конкуренции не сумел.
Заканчивался киевский период истории. Последним великим киевским князем, который крепко держал в своих руках власть над землями Древней Руси, был Мстислав Великий, правивший семь лет (1125–1132). В.Н. Татищев писал: «Он был великий правосудец, был страшен, к подданным милостив и разсмотрителен. Во время его вси князи руские жили в совершенной тишине и не смел един друга-го обидеть. Подати при нем хотя были велики, но всем уравнительны, и для того всии приносили без тягости». Особо стоит отметить, что князь Мстислав велел «городов и земли не разорять и крови русской не проливать». С его смертью словно бы оборвалась нить жизни и Киевской Руси, хотя следует говорить о комплексе причин, которые привели к закату Киева как столицы единого Русского государства. Не будем преуменьшать и роль тех же монголов, разоривших Киев до основания, однако то была лишь одна из причин. Ведь монголы куда больше разоряли русские города. П. Милюков в «Очерках по истории русской культуры» отмечал противоположное значение, которое имело монгольское нашествие для южной и северной России. «На юге, по границе со Степью, разорение положило конец вступительному периоду русской истории. В лесной области России то же нашествие совпало с началом конструктивного периода и, несомненно, оказало влияние на возникновение новой формы русской государственности». Автор добавляет при этом, что «Киев передал, погибая, ценное культурное наследство», тогда как Сарай-Берке, столица империи монголов, сей «цветок, взлелеянный в теплице», такого наследства по себе не оставил. Москве суждено было перенять, усвоить и развить лучшее в киевском наследии.